История «Бега. Художественный фильм "бег"
Михаил Булгаков
Восемь снов
Пьеса в четырех действиях
Бессмертье – тихий, светлый брег;
Наш путь – к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег!..
Жуковский
Действующие лица
С е р а ф и м а В л а д и м и р о в н а К о р з у х и н а – молодая петербургская дама.
С е р г е й П а в л о в и ч Г о л у б к о в – сын профессора-идеалиста из Петербурга.
А ф р и к а н – архиепископ Симферопольский и Карасу-Базарский, архипастырь именитого воинства, он же химик М а х р о в.
П а и с и й – монах.
Д р я х л ы й и г у м е н.
Б а е в – командир полка в Конармии Буденного.
Б у д е н о в е ц.
Г р и г о р и й Л у к ь я н о в и ч Ч а р н о т а – запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых.
Б а р а б а н ч и к о в а – дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты.
Л ю с ь к а – походная жена генерала Чарноты.
К р а п и л и н – вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия.
Д е Б р и з а р – командир гусарского полка у белых.
Р о м а н В а л е р ь я н о в и ч Х л у д о в.
Г о л о в а н – есаул, адъютант Хлудова.
К о м е н д а н т с т а н ц и и.
Н а ч а л ь н и к с т а н ц и и.
Н и к о л а е в н а – жена начальника станции.
О л ь к а – дочь начальника станции, 4-х лет.
П а р а м о н И л ь и ч К о р з у х и н – муж Серафимы.
Т и х и й – начальник контрразведки.
С к у н с к и й, Г у р и н – служащие в контрразведке.
Б е л ы й г л а в н о к о м а н д у ю щ и й.
Л и ч и к о в к а с с е.
А р т у р А р т у р о в и ч – тараканий царь.
Ф и г у р а в к о т е л к е и в и н т е н д а н т с к и х п о г о н а х
Т у р ч а н к а, л ю б я щ а я м а т ь.
П р о с т и т у т к а–к р а с а в и ц а.
Г р е к-д о н ж у а н.
А н т у а н Г р и щ е н к о – лакей Корзухина.
М о н а х и, б е л ы е ш т а б н ы е о ф и ц е р ы, к о н в о й н ы е к а з а к и Б е л о г о г л а в н о к о м а н д у ю щ е г о, к о н т р-р а з в е д ч и к и, к а з а к и в б у р к а х, а н г л и й с к и е, ф р а н ц у з с к и е и и т а л ь я н с к и е м о р я к и, т у р е ц к и е и и т а л ь я н с к и е п о л и ц е й с к и е, м а л ь ч и ш к и т у р к и и г р е к и, а р м я н с к и е и г р е ч е с к и е г о л о в ы в о к н а х, т о л п а в К о н с т а н т и н о п о л е.
Сон первый происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года. Сны второй, третий и четвертый – в начале ноября 1920 года в Крыму.
Пятый и шестой – в Константинополе летом 1921 года.
Седьмой – в Париже осенью 1921 года.
Восьмой – осенью 1921 года в Константинополе.
Действие первое
Сон первый
Мне снился монастырь...
Слышно, как хор монахов в подземелье поет глухо: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас...»
Тьма, а потом появляется скупо освещенная свечечками, прилепленными у икон, внутренность монастырской церкви. Неверное пламя выдирает из тьмы конторку, в коей продают свечи, широкую скамейку возле нее, окно, забранное решеткой, шоколадный лик святого, полинявшие крылья серафимов, золотые венцы. За окном безотрадный октябрьский вечер с дождем и снегом. На скамейке, укрытая с головой попоной, лежит Б а р а б а н ч и к о в а. Химик М а х р о в, в бараньем тулупе, примостился у окна и все силится в нем что-то разглядеть... В высоком игуменском кресле сидит С е р а ф и м а, в черной шубе.
Судя по лицу, Серафиме нездоровится.
У ног Серафимы на скамеечке, рядом с чемоданом, – Г о л у б к о в, петербургского вида молодой человек в черном пальто и в перчатках.
Г о л у б к о в (прислушиваясь к пению). Вы слышите, Серафима Владимировна? Я понял, у них внизу подземелье... В сущности, как странно все это! Вы знаете, временами мне начинает казаться, что я вижу сон, честное слово! Вот уже месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и городам, и чем дальше, тем непонятнее становится крутом... Видите, вот уж и в церковь мы с вами попали! И знаете ли, когда сегодня случилась вся эта кутерьма, я заскучал по Петербургу, ей-Богу! Вдруг так отчетливо вспомнилась мне зеленая лампа в кабинете...
С е р а ф и м а. Эти настроения опасны, Сергей Павлович. Берегитесь затосковать во время скитаний. Не лучше ли было бы вам остаться?
Г о л у б к о в. О нет, нет, это бесповоротно, и пусть будет что будет! И потом, ведь вы уже знаете, что скрашивает мой тяжелый путь... С тех пор как мы случайно встретились в теплушке под тем фонарем, помните... прошло ведь, в сущности, немного времени, а между тем мне кажется, что я знаю вас уже давно-давно! Мысль о вас облегчает этот полет в осенней мгле, и я буду горд и счастлив, когда донесу вас в Крым и сдам вашему мужу. И хотя мне будет скучно без вас, я буду радоваться вашей радостью.
Михаил Булгаков
Восемь снов
Пьеса в четырех действиях
Бессмертье – тихий, светлый брег;
Наш путь – к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег!..
Жуковский
Действующие лица
С е р а ф и м а В л а д и м и р о в н а К о р з у х и н а – молодая петербургская дама.
С е р г е й П а в л о в и ч Г о л у б к о в – сын профессора-идеалиста из Петербурга.
А ф р и к а н – архиепископ Симферопольский и Карасу-Базарский, архипастырь именитого воинства, он же химик М а х р о в.
П а и с и й – монах.
Д р я х л ы й и г у м е н.
Б а е в – командир полка в Конармии Буденного.
Б у д е н о в е ц.
Г р и г о р и й Л у к ь я н о в и ч Ч а р н о т а – запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых.
Б а р а б а н ч и к о в а – дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты.
Л ю с ь к а – походная жена генерала Чарноты.
К р а п и л и н – вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия.
Д е Б р и з а р – командир гусарского полка у белых.
Р о м а н В а л е р ь я н о в и ч Х л у д о в.
Г о л о в а н – есаул, адъютант Хлудова.
К о м е н д а н т с т а н ц и и.
Н а ч а л ь н и к с т а н ц и и.
Н и к о л а е в н а – жена начальника станции.
О л ь к а – дочь начальника станции, 4-х лет.
П а р а м о н И л ь и ч К о р з у х и н – муж Серафимы.
Т и х и й – начальник контрразведки.
С к у н с к и й, Г у р и н – служащие в контрразведке.
Б е л ы й г л а в н о к о м а н д у ю щ и й.
Л и ч и к о в к а с с е.
А р т у р А р т у р о в и ч – тараканий царь.
Ф и г у р а в к о т е л к е и в и н т е н д а н т с к и х п о г о н а х
Т у р ч а н к а, л ю б я щ а я м а т ь.
П р о с т и т у т к а–к р а с а в и ц а.
Г р е к-д о н ж у а н.
А н т у а н Г р и щ е н к о – лакей Корзухина.
М о н а х и, б е л ы е ш т а б н ы е о ф и ц е р ы, к о н в о й н ы е к а з а к и Б е л о г о г л а в н о к о м а н д у ю щ е г о, к о н т р-р а з в е д ч и к и, к а з а к и в б у р к а х, а н г л и й с к и е, ф р а н ц у з с к и е и и т а л ь я н с к и е м о р я к и, т у р е ц к и е и и т а л ь я н с к и е п о л и ц е й с к и е, м а л ь ч и ш к и т у р к и и г р е к и, а р м я н с к и е и г р е ч е с к и е г о л о в ы в о к н а х, т о л п а в К о н с т а н т и н о п о л е.
Сон первый происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года. Сны второй, третий и четвертый – в начале ноября 1920 года в Крыму.
Пятый и шестой – в Константинополе летом 1921 года.
Седьмой – в Париже осенью 1921 года.
Восьмой – осенью 1921 года в Константинополе.
Действие первое
Сон первый
Мне снился монастырь...
Слышно, как хор монахов в подземелье поет глухо: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас...»
Тьма, а потом появляется скупо освещенная свечечками, прилепленными у икон, внутренность монастырской церкви. Неверное пламя выдирает из тьмы конторку, в коей продают свечи, широкую скамейку возле нее, окно, забранное решеткой, шоколадный лик святого, полинявшие крылья серафимов, золотые венцы. За окном безотрадный октябрьский вечер с дождем и снегом. На скамейке, укрытая с головой попоной, лежит Б а р а б а н ч и к о в а. Химик М а х р о в, в бараньем тулупе, примостился у окна и все силится в нем что-то разглядеть... В высоком игуменском кресле сидит С е р а ф и м а, в черной шубе.
Судя по лицу, Серафиме нездоровится.
У ног Серафимы на скамеечке, рядом с чемоданом, – Г о л у б к о в, петербургского вида молодой человек в черном пальто и в перчатках.
Г о л у б к о в (прислушиваясь к пению). Вы слышите, Серафима Владимировна? Я понял, у них внизу подземелье... В сущности, как странно все это! Вы знаете, временами мне начинает казаться, что я вижу сон, честное слово! Вот уже месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и городам, и чем дальше, тем непонятнее становится крутом... Видите, вот уж и в церковь мы с вами попали! И знаете ли, когда сегодня случилась вся эта кутерьма, я заскучал по Петербургу, ей-Богу! Вдруг так отчетливо вспомнилась мне зеленая лампа в кабинете...
С е р а ф и м а. Эти настроения опасны, Сергей Павлович. Берегитесь затосковать во время скитаний. Не лучше ли было бы вам остаться?
Г о л у б к о в. О нет, нет, это бесповоротно, и пусть будет что будет! И потом, ведь вы уже знаете, что скрашивает мой тяжелый путь... С тех пор как мы случайно встретились в теплушке под тем фонарем, помните... прошло ведь, в сущности, немного времени, а между тем мне кажется, что я знаю вас уже давно-давно! Мысль о вас облегчает этот полет в осенней мгле, и я буду горд и счастлив, когда донесу вас в Крым и сдам вашему мужу. И хотя мне будет скучно без вас, я буду радоваться вашей радостью.
Серафима молча кладет руку на плечо Голубкову.
(Погладив ее руку.) Позвольте, да у вас жар?
С е р а ф и м а. Нет, пустяки.
Г о л у б к о в. То есть как пустяки? Жар, ей-Богу, жар!
С е р а ф и м а. Вздор, Сергей Павлович, пройдет...
Мягкий пушечный удар. Барабанчикова шевельнулась и простонала.
Послушайте, madame, вам нельзя оставаться без помощи. Кто-нибудь из нас проберется в поселок, там, наверно, есть акушерка.
Г о л у б к о в. Я сбегаю.
Барабанчикова молча схватывает его за полу пальто.
С е р а ф и м а. Почему же вы не хотите, голубушка?
Б а р а б а н ч и к о в а (капризно). Не надо.
Серафима и Голубков в недоумении.
М а х р о в (тихо, Голубкову). Загадочная и весьма загадочная особа!
Г о л у б к о в (шепотом). Вы думаете, что...
М а х р о в. Я ничего не думаю, а так... лихолетье, сударь, мало ли кого ни встретишь на своем пути! Лежит какая-то странная дама в церкви...
Пение под землей смолкает.
П а и с и й (появляется бесшумно, черен, испуган). Документики, документики приготовьте, господа честные! (Задувает все свечи, кроме одной.)
Серафима, Голубков и Махров достают документы. Барабанчикова высовывает руку и выкладывает на попону паспорт.
Б а е в (входит, в коротком полушубке, забрызган грязью, возбужден. За Баевым – Буденовец с фонарем). А чтоб их черт задавил, этих монахов! У, гнездо! Ты, святой папаша, где винтовая лестница на колокольню?
П а и с и й. Здесь, здесь, здесь...
Б а е в (Буденовцу). Посмотри.
Буденовец с фонарем исчезает в железной двери.
(Паисию.) Был огонь на колокольне?
П а и с и й. Что вы, что вы! Какой огонь?
Б а е в. Огонь мерцал! Ну, ежели я что-нибудь на колокольне обнаружу, я вас всех до единого и с вашим седым шайтаном к стенке поставлю! Вы фонарями белым махали!
П а и с и й. Господи! Что вы?
Б а е в. А эти кто такие? Ты же говорил, что в монастыре ни одной души посторонней нету!
П а и с и й. Беженцы они, бе...
С е р а ф и м а. Товарищ, нас всех застиг обстрел в поселке, мы и бросились в монастырь. (Указывает на Барабанчикову.) Вот женщина, у нее роды начинаются...
Б а е в (подходит к Барабанчиковой, берет паспорт, читает). Барабанчикова, замужняя...
П а и с и й (сатанея от ужаса, шепчет). Господи, Господи, только это пронеси! (Готов убежать.) Святый славный великомученик Димитрий...
Б а е в. Где муж?
Барабанчикова простонала.
Б а е в. Нашла время, место рожать! (Махрову.) Документ!
М а х р о в. Вот документик! Я – химик из Мариуполя.
Б а е в. Много вас тут химиков во фронтовой полосе!
М а х р о в. Я продукты ездил покупать, огурчики...
Б а е в. Огурчики!
Б у д е н о в е ц (появляется внезапно). Товарищ Баев! На колокольне ничего не обнаружил, а вот что... (Шепчет на ухо Баеву.)
Б а е в. Да что ты! Откуда?
Б у д е н о в е ц. Верно говорю. Главное, темно, товарищ командир.
Б а е в. Ну ладно, ладно, пошли. (Голубкову, который протягивает свой документ.) Некогда, некогда, после. (Паисию.) Монахи, стало быть, не вмешиваются в гражданскую войну?
П а и с и й. Нет, нет, нет...
Б а е в. Только молитесь? А вот за кого вы молитесь, интересно было бы знать? За черного барона или за советскую власть? Ну ладно, до скорого свидания, завтра разберемся! (Уходит вместе с Буденовцем.)
За окнами послышалась глухая команда, и все стихло, как бы ничего и не было. Паисий жадно и часто крестится, зажигает свечи и исчезает.
М а х р о в. Расточились... Недаром сказано: и даст им начертание на руках или на челах их... Звезды-то пятиконечные, обратили внимание?
Г о л у б к о в (шепотом, Серафиме). Я совершенно теряюсь, ведь эта местность в руках у белых, откуда же красные взялись? Внезапный бой?.. Отчего все это произошло?
Б а р а б а н ч и к о в а. Это оттого произошло, что генерал Крапчиков – задница, а не генерал! (Серафиме.) Пардон, мадам.
Г о л у б к о в (машинально). Ну?
Б а р а б а н ч и к о в а. Ну что – ну? Ему прислали депешу, что конница красная в тылу, а он, язви его душу, расшифровку отложил до утра и в винт сел играть.
Г о л у б к о в. Ну?
Б а р а б а н ч и к о в а. Малый в червах объявил.
Восемь снов
Пьеса в четырех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Серафима Владимировна Корзухина, молодая петербургская дама.
Сергей Павлович Голубков, сын профессора-идеалиста из Петербурга.
Африкан, архиепископ Симферопольский и Карасу-Базарский, архипастырь именитого воинства, он же - химик Махров.
Паисий, монах.
Дряхлый игумен.
Баев, командир полка в конармии Буденного.
Буденовец.
Григорий Лукьянович Чарнота, запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых.
Барабанчикова, дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты.
Люська, походная жена генерала Чарноты.
Крапилин, вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия.
Де Бризар, командир гусарского полка у белых.
Роман Валерьянович Хлудов.
Голован, есаул, адъютант Хлудова.
Комендант станции.
Начальник станции.
Николаевна, жена начальника станции.
Олька, дочь начальника станции, 4-х лет.
Парамон Ильич Корзухин, муж Серафимы.
Тихий, начальник контрразведки.
Скунский, служащие в контрразведке.
Гурин, белый главнокомандующий.
Личико в кассе.
Артур Артурович, тараканий царь.
Фигура в котелке и интендантских погонах.
Турчанка, любящая мать.
Проститутка-красавица.
Грек-донжуан.
Антуан Грищенко, лакей Корзухина.
Монахи, белые штабные офицеры, конвойные казаки белого главнокомандующего, контрразведчики, казаки в бурках, английские, французские и итальянские моряки, турецкие и итальянские полицейские, мальчишки турки и греки, армянские и греческие головы в окнах, толпа в Константинополе.
Сон первый происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года.
Сон второй, третий и четвертый - в начале ноября 1920 года в Крыму.
Пятый и шестой - в Константинополе летом 1921 года.
Седьмой - в Париже осенью 1921 года.
Восьмой - осенью 1921 года в Константинополе.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СОН ПЕРВЫЙ
…Мне снился монастырь…
Слышно, как хор монахов в подземелье поет глухо: «Святителю отче Николае, моли бога о нас…» Тьма, а потом появляется скупо освещенная свечечками, прилепленными у икон, внутренность монастырской церкви Неверное пламя выдирает из тьмы конторку, в коей продают свечи, широкую скамейку возле нее, окно, забранное решеткою, шоколадный лик святого, полинявшие крылья серафимов, золотые венцы. За окном - безотрадный октябрьский вечер с дождем и снегом. На скамейке, укрытая с головой попоной, лежит Барабанчикова. Химик Махров, в бараньем тулупе, примостился у окна и все силится в нем что-то разглядеть. В высоком игуменском кресле сидит Серафима, в черной шубе. Судя по лицу, Серафиме нездоровится. У ног Серафимы, на скамеечке, рядом с чемоданом, Голубков, петербургского вида молодой человек в черном пальто и в перчатках.
Голубков (прислушиваясь к пению). Вы слышите, Серафима Владимировна? Я понял, у них внизу подземелье… В сущности, как странно все это! Вы знаете, временами мне начинает казаться, что я вижу сон, честное слово!
Вот уж месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и городам, и чем дальше, тем непонятнее становится кругом… видите, вот уж и в церковь мы с вами попали! И знаете ли, когда сегодня случилась вся эта кутерьма, я заскучал по Петербургу, ей-богу! Вдруг так отчетливо вспомнилась моя зеленая лампа в кабинете…
Серафима. Эти настроения опасны, Сергей Павлович. Берегитесь затосковать во время скитаний. Не лучше ли было бы вам остаться?
Голубков. О нет, нет, это бесповоротно, и пусть будет что будет! И потом, ведь вы уже знаете, что скрашивает мой тяжелый путь… С тех пор, как мы случайно встретились в теплушке под тем фонарем, помните… прошло ведь, в сущности, немного времени, а между тем мне кажется, что я знаю вас уже давно, давно! Мысль о вас облегчает этот полет в осенней мгле, и я буду горд и счастлив, когда донесу вас в Крым и сдам вашему мужу. И хотя мне будет скучно без вас, я буду радоваться вашей радостью.
Серафима молча кладет руку на плечо Голубкову.
(Погладив руку.) Позвольте, да у вас жар?
Серафима. Нет, пустяки.
Голубков. То есть как пустяки? Жар, ей-богу, жар!
Серафима. Вздор, Сергей Павлович, пройдет…
Мягкий пушечный удар. Барабанчикова шевельнулась и простонала.
Послушайте, мадам, вам нельзя оставаться без помощи. Кто-нибудь из нас проберется в поселок, там, наверно, есть акушерка.
Голубков. Я сбегаю.
Барабанчикова молча схватывает его за полу пальто.
Серафима. Почему же вы не хотите, голубушка?
Барабанчикова (капризно). Не надо.
Серафима и Голубков в недоумении.
Махров (тихо, Голубкову). Загадочная, и весьма загадочная особа!
Голубков (шепотом). Вы думаете, что…
Махров. Я ничего не думаю, а так… лихолетье, сударь, мало ли кого не встретишь на своем пути! Лежит какая-то странная дама в церкви…
Пение под землей смолкает.
Паисий (появляется бесшумно, черен, испуган). Документики, документики приготовьте, господа честные! (Задувает все свечи, кроме одной)
Серафима, Голубков и Махров достают документы Барабанчикова высовывает руку и выкладывает на попону паспорт.
Баев входит, в коротком полушубке, забрызган грязью, возбужден. За Баевым - буденовец с фонарем.
Баев. А, чтоб их черт задавил, этих монахов! У, гнездо! Ты, святой папаша, где винтовая лестница на колокольню?
Паисий. Здесь, здесь, здесь…
Баев (буденовцу). Посмотри.
Буденовец с фонарем исчезает в железной двери
(Паисию.) Был огонь на колокольне?
Паисий. Что вы, что вы? Какой огонь?
Баев. Огонь мерцал! Ну, ежели я что-нибудь на колокольне обнаружу, я вас всех до единого и с вашим седым шайтаном к стенке поставлю! Вы фонарями белым махали!
Паисий. Господи! Что вы?!
Баев. А эти кто такие? Ты же говорил, что в монастыре ни одной души посторонней нету!
Паисий. Беженцы они, бе…
Серафима. Товарищ, нас всех застиг обстрел в поселке, мы и бросились в монастырь. (Указывает на Барабанчикову.) Вот женщина, у нее роды начинаются…
Баев (подходит к Барабанчиковой, берет паспорт, читает). Барабанчикова, замужняя…
Паисий (сатанея от ужаса, шепчет). Господи, господи, только это пронеси! (Готов убежать.) Святый славный великомученик Димитрий…
Баев. Где муж?
Барабанчикова простонала.
Нашли время, место рожать! (К Махрову.) Документ!
Махров. Вот документик! Я - химик из Мариуполя.
Баев. Много вас тут химиков во фронтовой полосе!
Махров. Я продукты ездил покупать, огурчики…
Баев. Огурчики!
Буденовец (появляется внезапно). Товарищ Баев! На колокольне ничего не обнаружил, а вот что… (Шепчет на ухо Баеву.)
Баев. Да ты что! Откуда?
Буденовец. Верно говорю. Главное, темно, товарищ командир.
Баев. Ну, ладно, ладно, пошли. (Голубкову, который протягивает свой документ.) Некогда, некогда, после. (Паисию.) Монахи, стало быть, не вмешиваются в гражданскую войну?
Паисий. Нет, нет, нет…
Баев. Только молитесь? А вот за кого вы молитесь, интересно было бы знать? За черного барона или за советскую власть? Ну, ладно, до скорого свидания, завтра разберемся! (Уходит вместе с буденовцем.)
За окнами послышалась глухая команда, и все стихло, как бы ничего и не было. Паисий жадно и часто крестится, зажигает свечи и исчезает.
Махров. Расточились… Недаром сказано: и даст им начертание на руках или на челах их… Звезды-то пятиконечные, обратили внимание?
Голубков (шепотом, Серафиме). Я совершенно теряюсь, ведь эта местность в руках у белых, откуда же красные взялись? Внезапный бой?.. Отчего все это произошло?
Барабанчикова. Это оттого произошло, что генерал Крапчиков задница, а не генерал! (Серафиме.) Пардон, мадам.
Голубков (машинально). Ну?
Барабанчикова. Ну что ну? Ему прислали депешу, что конница красная в тылу, а он, язви его душу, расшифровку отложил до утра и в винт сел играть.
Голубков. Ну?
Барабанчикова. Малый в червах объявил.
Махров (тихо). Ого-го, до чего интересная особа!
Голубков. Простите, вы, по-видимому, в курсе дела: у меня были сведения, что здесь, в Курчулане, должен был быть штаб генерала Чарноты?..
Барабанчикова. Вон какие у вас подробные сведения! Ну, был штаб, как не быть. Только он весь вышел.
Голубков. А куда же он удалился?
Барабанчикова. Совершенно определенно, в болото.
Махров. А откуда вам все это известно, мадам?
Барабанчикова. Очень уж ты, архипастырь, любопытен!
Махров. Позвольте, почему вы именуете меня архипастырем?!
Барабанчикова. Ну, ладно, ладно, это скучный разговор, отойдите от меня.
Паисий вбегает, опять тушит свечи, все, кроме одной, смотрит в окно
Голубков. Что еще?
Паисий. Ох, сударь, и сами не знаем, кого нам еще господь послал и будем ли мы живы к ночи! (Исчезает так, что кажется, будто он проваливается сквозь землю.)
Послышался многокопытный топот, в окне затанцевали отблески пламени.
Серафима. Пожар?
Голубков. Нет, это факелы. Ничего не понимаю, Серафима Владимировна! Белые войска, клянусь, белые! Свершилось! Серафима Владимировна, слава богу, мы опять в руках белых! Офицеры в погонах!
Барабанчикова (садится, кутаясь в попону). Ты, интеллигент проклятый, заткнись мгновенно! «Погоны», «погоны»! Здесь не Петербург, а Таврия, коварная страна! Если на тебя погоны нацепить, это еще не значит, что ты стал белый! А если отряд переодетый? Тогда что?
Вдруг мягко ударил колокол.
Ну, зазвонили! Засыпались монахи-идиоты! (Голубкову.) Какие штаны на них?
Голубков. Красные!.. а вон еще въехали, у тех синие с красными боками…
Барабанчикова. «Въехали с боками»!.. Черт тебя возьми! С лампасами?
Послышалась глухая команда де Бризара: «Первый эскадрон, слезай!»
Что такое? Не может быть! Его голос! (Голубкову.) Ну, теперь кричи, теперь смело кричи, разрешаю! (Сбрасывает с себя попону и тряпье и выскакивает в виде генерала Чарноты. Он в черкеске со смятыми серебряными погонами. Револьвер, который у него был в руках, засовывает в карман; подбегает к окну, распахивает его, кричит.) Здравствуйте, гусары! Здравствуйте, донцы! Полковник Бризар, ко мне!
Дверь открывается, и первой вбегает Люська, в косынке сестры милосердия, в кожаной куртке и в высоких сапогах со шпорами. За ней - обросший бородой де Бризар и вестовой Крапилин с факелом.
Люська. Гриша! Гри-Гри! (Бросается на шею Чарноты.) Не верю глазам! Живой? Спасся? (Кричит в окно.) Гусары, слушайте! Генерала Чарноту отбили у красных!
За окном шум и крики.
Ведь мы по тебе панихиды собирались служить!
Чарнота. Смерть видел вот так близко, как твою косынку. Я как поехал в штаб к Крапчикову, а он меня, сукин кот, в винт посадил играть… малый в червах… и - на тебе - пулеметы! Буденный - на тебе - с небес! Начисто штаб перебили! Я отстрелялся, в окно и огородами в поселок, к учителю Барабанчикову, давай, говорю, документы! А он, в панике, взял да не те документы мне и сунул! Приползаю сюда, в монастырь, глядь, документы-то бабьи, женины, - мадам Барабанчикова, и удостоверение - беременная! Кругом красные, ну, говорю, кладите меня, как я есть, в церкви! Лежу, рожаю, слышу, шпорами - шлеп, шлеп!..
Люська. Кто?
Чарнота. Командир-буденовец.
Люська. Ах!
Чарнота. Думаю, куда же ты, буденовец, шлепаешь? Ведь твоя смерть лежит под попоною! Ну, приподымай, приподымай ее скорей! Будут тебя хоронить с музыкой! И паспорт он взял, а попону не поднял!
Люська визжит.
(Выбегает, в дверях кричит.) Здравствуй, племя казачье! Здорово, станичники!
Послышались крики. Люська выбегает вслед за Чарнотой.
Де Бризар. Ну, я-то попону приподыму! Не будь я краповый черт, если я на радостях в монастыре кого-нибудь не повешу! Этих, видно, красные второпях забыли! (Махрову.) Ну, у тебя и документ спрашивать не надо.
По волосам видно, что за птица! Крапилин, свети сюда!
Паисий (влетает). Что вы, что вы? Это его высокопреосвященство! Это высокопреосвященнейший Африкан!
Де Бризар. Что ты, сатана чернохвостая, несешь?
Махров сбрасывает шапку и тулуп.
(Всматривается в лицо Махрову.) Что такое? Ваше высокопреосвященство, да это действительно вы?! Как же вы сюда попали?
Африкан. В Курчулан приехал благословить Донской корпус, а меня пленили красные во время набега. Спасибо, монахи снабдили документиками.
Де Бризар. Черт знает что такое! (Серафиме.) Женщина, документ!
Серафима. Я жена товарища министра торговли. Я застряла в Петербурге, а мой муж уже в Крыму. Я бегу к нему. Вот фальшивые документы, а вот настоящий паспорт. Моя фамилия Корзухина.
Де Бризар. Миль экскюз, мадам! А вы, гусеница в штатском, уж не обер ли вы прокурор?
Голубков. Я не гусеница, простите, и отнюдь не обер-прокурор! Я сын знаменитого профессора-идеалиста Голубкова и сам приват-доцент, бегу из Петербурга к вам, к белым, потому что в Петербурге работать невозможно.
Де Бризар. Очень приятно! Ноев ковчег!
Кованый люк в полу открывается, из него подымается дряхлый игумен, а за ним хор монахов со свечами.
Игумен (Африкану). Ваше высокопреосвященство! (Монахам.) Братие! Сподобились мы владыку от рук нечестивых социалов спасти и сохранить!
Монахи облекают взволнованного Африкана в мантию, подают ему жезл.
Владыко! Прими вновь жезл сей, им же утверждай паству…
Африкан. Воззри с небес, боже, и виждь и посети виноград сей, его же насади десница твоя!
Монахи (внезапно запели). Исполла эти деспота!..
В дверях вырастает Чарнота, с ним Люська.
Чарнота. Что вы, отцы святые, белены объелись, что ли? Вы не ко времени эту церемонию затеяли! Ну-ка, хор!.. (Показывает жестом - «уходите».)
Африкан. Братие! Выйдите!
Игумен и монахи уходят в землю.
Чарнота (Африкану). Ваше высокопреосвященство, что же это вы тут богослужение устроили? Драпать надо! Корпус идет за нами по пятам, ловит нас! Нас Буденный к морю придушит! Вся армия уходит! В Крым идем! К Роману Хлудову под крыло!
Африкан. Всеблагий господи, что же это? (Схватывает свой тулуп.) Двуколки с вами-то есть? (Исчезает.)
Чарнота. Карту мне! Свети, Крапилин! (Смотрит на карту.) Все заперто! Гроб!
Люська. Ах ты, Крапчиков, Крапчиков!..
Чарнота. Стой! Щель нашел! (Де Бризару.) Возьмешь свой полк, пойдешь на Алманайку. Притянешь их немножко на себя, тогда на Бабий Гай и переправляйся хоть по глотку! Я после тебя подамся к молоканам на хутора, с донцами, и хоть позже тебя, а выйду на Арабатскую стрелу, там соединимся. Через пять минут выходи.
Де Бризар. Слушаю, ваше превосходительство.
Чарнота. Ф-фу!.. Дай хлебнуть, полковник.
Голубков. Серафима Владимировна, вы слышите? Белые уезжают. Нам надо бежать с ними, иначе мы опять попадем в руки к красным. Серафима Владимировна, почему вы не отзываетесь, что с вами?
Люська. Дай и мне.
Де Бризар подает фляжку Люське.
Голубков (Чарноте). Господин генерал, умоляю вас, возьмите нас с собой! Серафима Владимировна заболела… Мы в Крым бежим… С вами есть лазарет?
Чарнота. Вы в университете учились?
Голубков. Конечно, да…
Чарнота. Производите впечатление совершенно необразованного человека. Ну, а если вам пуля попадет в голову на Бабьем Гае, лазарет вам очень поможет, да? Вы бы еще спросили, есть ли у нас рентгеновский кабинет! Интеллигенция!.. Дай-ка еще коньячку!
Люська. Надо взять. Красивая женщина, красным достанется…
Голубков. Серафима Владимировна, подымайтесь! Надо ехать!
Серафима (глухо). Знаете что, Сергей Павлович, мне, кажется, действительно нездоровится… Вы поезжайте один, а я здесь в монастыре прилягу… мне что-то жарко…
Голубков. Боже мой! Серафима Владимировна, это немыслимо! Серафима Владимировна, подымитесь!
Серафима. Я хочу пить… и в Петербург…
Голубков. Что же это такое?..
Люська (победоносно). Это тиф, вот что это такое.
Де Бризар. Сударыня, вам бежать надо, вам худо у красных придется. Впрочем, я говорить не мастер. Крапилин, ты красноречив, уговори даму!
Крапилин. Так точно, ехать надо!
Голубков. Серафима Владимировна, надо ехать…
Де Бризар (глянув на браслет-часы). Пора! (Выбегает.) Послышалась его команда: «Садись!», потом топот.
Люська. Крапилин! Подымай ее, бери силой!
Крапилин. Слушаюсь!
Вместе с Голубковым подымают Серафиму, ведут под руки.
Люська. В двуколку ее!
Уходят.
Чарнота (один, допивает коньяк, смотрит на часы). Пора!
Игумен (вырастает из люка). Белый генерал! Куда же ты? Неужто ты не отстоишь монастырь, давший тебе приют и спасение?!
Чарнота. Что ты, папаша, меня расстраиваешь? Колоколам языки подвяжи, садись в подземелье! Прощай! (Исчезает.)
Послышался его крик: «Садись! Садись!», потом страшный топот, и все смолкает. Паисий появляется из люка.
Паисий. Отче игумен! А отец игумен! Что ж нам делать? Ведь красные прискачут сейчас! А мы белым звонили! Что же нам, мученический венец принимать?
Игумен. А где ж владыко?
Паисий. Ускакал, ускакал в двуколке!
Игумен. Пастырь, пастырь недостойный! Покинувший овцы своя! (Кричит глухо в подземелье.) Братие! Молитесь!
Из-под земли глухо послышалось: «Святителю отче Николае, моли бога о нас…» Тьма съедает монастырь.
Сон первый кончается.
СОН ВТОРОЙ
…Сны мои становятся все тяжелее…
Возникает зал на неизвестной и большой станции где-то в северной части Крыма. На заднем плане зала необычных размеров окна, за ними чувствуется черная ночь с голубыми электрическими лунами. Случился зверский, непонятный в начале ноября в Крыму мороз. Сковал Сиваш, Чонгар, Перекоп и эту станцию. Окна оледенели, и по ледяным зеркалам время от времени текут змеиные огневые отблески от проходящих поездов. Горят переносные железные черные печки и керосиновые лампы на столах. В глубине, над выходом на главный перрон, надпись по старой орфографии: «Отдъленiе оперативное». Стеклянная перегородка, в ней зеленая лампа казенного типа и два зеленых, похожих на глаза чудовищ, огня кондукторских фонарей. Рядом, на темном облупленном фоне, белый юноша на коне копьем поражает чешуйчатого дракона. Юноша этот - Георгий Победоносец, и перед ним горит граненая разноцветная лампада. Зал занят белыми штабными офицерами. Большинство из них - в башлыках и наушниках.
Бесчисленные полевые телефоны, штабные карты с флажками, пишущие машины в глубине. На телефонах то и дело вспыхивают разноцветные сигналы, телефоны поют нежными голосами.
Штаб фронта стоит третьи сутки на этой станции и третьи сутки не спит, но работает, как машина. И лишь опытный и наблюдательный глаз мог бы увидеть беспокойный налет в глазах у всех этих людей. И еще одно - страх и надежду можно разобрать в этих глазах, когда они обращаются туда, где некогда был буфет первого класса.
Там, отделенный от всех высоким буфетным шкафом, за конторкою, съежившись на высоком табурете, сидит Роман Валерьянович Хлудов. Человек этот лицом бел, как кость, волосы у него черные, причесаны на вечный неразрушимый офицерский пробор. Хлудов курнос, как Павел, брит, как актер; кажется моложе всех окружающих, но глаза у него старые. На нем солдатская шинель, подпоясан он ремнем по ней не то по-бабьи, не то как помещики подпоясывали шлафрок. Погоны суконные, и на них небрежно нашит черный генеральский зигзаг. Фуражка защитная, грязная, с тусклой кокардой, на руках варежки. На Хлудове нет никакого оружия.
Он болен чем-то, этот человек, весь болен, с ног до головы. Он морщится, дергается, любит менять интонации.
Задает самому себе вопросы и любит сам же на них отвечать. Когда хочет изобразить улыбку, скалится. Он возбуждает страх. Он болен - Роман Валерьянович. Возле Хлудова, перед столом, на котором несколько телефонов, сидит и пишет исполнительный и влюбленный в Хлудова есаул Голован.
Хлудов (диктует Головану), «…запятая. Но Фрунзе обозначенного противника на маневрах изображать не пожелал. Точка. Это не шахматы и не Царское незабвенное Село. Точка. Подпись - Хлудов. Точка».
Голован (передает написанное кому-то). Зашифровать, послать главнокомандующему.
Первый штабной (осветившись сигналом с телефона, стонет в телефон). Да, слушаю… слушаю… Буденный?.. Буденный?..
Второй штабной (стонет в телефон). Таганаш… Таганаш…
Третий штабной (стонет в телефон). Нет, на Карпову балку…
Голован (осветившись сигналом, подает Хлудову трубку). Ваше превосходительство…
Хлудов (в трубку). Да. Да. Да. Нет. Да. (Возвращает трубку Головану.) Мне коменданта.
Комендант, бледный, косящий глазами, растерянный офицер в красной фуражке, пробегает между столами, предстает перед Хлудовым.
Хлудов. Час жду бронепоезд «Офицер» на Таганаш. В чем дело? В чем дело? В чем дело?
Хлудов. Дайте мне начальника станции.
Комендант (бежит, на ходу говорит кому-то всхлипывающим голосом). Что ж я-то поделаю?
Хлудов. У нас трагедии начинаются. Бронепоезд параличом разбило. С палкой ходит бронепоезд, а пройти не может! (Звонит.)
На стене вспыхивает надпись «Отдъленiе контръ-развъдывательное» На звонок из стены выходит Тихий, останавливается около Хлудова, тих и внимателен.
(Обращается к нему). Никто нас не любит, никто. И из-за этого трагедии, как в театре все равно.
Тихий тих.
Хлудов (яростно). Печка с угаром, что ли?!
Голован. Никак нет, угару нет.
Перед Хлудовым предстает комендант, а за ним - начальник станции.
Хлудов (начальнику станции). Вы доказали, что бронепоезд пройти не может?
Начальник станции (говорит и движется, но уже сутки человек мертвый). Так точно, ваше превосходительство. Физической силы - возможности нету! Вручную сортировали и забили начисто, пробка!
Хлудов. Вторая, значит, с угаром?
Голован. Сию минуту! (Кому-то в сторону.) Залить печку!
Начальник станции. Угар, угар.
Хлудов (начальнику станции). Мне почему-то кажется, что вы хорошо относитесь к большевикам. Вы не бойтесь, поговорите со мной откровенно. У каждого человека есть свои убеждения, и скрывать их он не должен. Хитрец!
Начальник станции (говорит вздор). Ваше высокопревосходительство, за что же такое подозрение? У меня детишки… еще при государе императоре Николае Александровиче… Оля и Павлик, детки… тридцать часов не спал, верьте богу! И лично председателю Государственной думы Михаилу Владимировичу Родзянко известен. Но я ему, Родзянке, не сочувствую… у меня дети…
Хлудов. Искренний человек, а? Нет! Нужна любовь, а без любви ничего не сделаешь на войне! (Укоризненно, Тихому) Меня не любят. (Сухо.) Дать сапер. Толкать, сортировать! Пятнадцать минут времени, чтобы «Офицер» прошел за выходной семафор! Если в течение этого времени приказание не будет исполнено, коменданта арестовать. А начальника станции повесить на семафоре, осветив под ним надпись: «Саботаж».
Вдали в это время послышался нежный медный вальс. Когда-то под этот вальс танцевали на гимназических балах.
Начальник станции (вяло). Ваше высокопревосходительство, мои дети еще в школу не ходили…
Тихий берет начальника станции под руку и уводит. За ним комендант.
Хлудов. Вальс?
Голован. Чарнота подходит, ваше превосходительство.
Начальник станции (за стеклянной перегородкой оживает, кричит в телефон). Христофор Федорович! Христом-богом заклинаю: с четвертого и пятого пути все составы всплошную гони на Таганаш! Саперы будут! Как хочешь толкай! Господом заклинаю!
Сон первый
Происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года.
В монастырской келье идет разговор. Сюда недавно приходили буденовцы и у всех проверили документы. Молодой питерский интеллигент Сергей Павлович Голубков не может понять: откуда взялись красные, если местность под властью белых. Беременная Барабанчикова говорит, что генерал, которому пришла депеша о красных в тылу, отложил расшифровку. У Барабанчиковой интересуются, где находится штаб генерала Чарноты, но она уходит от ответа. Молодая петербурженка Серафима Владимировна Корзухина, которая в компании интеллигента Голубкова бежала в Крым ради встречи с мужем, предлагает вызвать акушерку для беременной мадам, но та отказывается.
Слышится топот конских копыт и голос белого командира де Бризара. Барабанчикова узнает его и, сбросив с себя тряпки, превращается в генерала Григория Чарноту. Он объясняет де Бризару и своей походной супруге Люське, что его товарищ Барабанчиков очень спешил, поэтому вместо своих документов дал ему документы беременной жены. Генерал Чарнота предлагает план побега. Но тут у Корзухиной поднимается температура – она больна тифом. Голубков ведет Серафиму в двуколку. Все разъезжаются.
Сон второй
Из зала станции белогвардейцы сделали штаб. В том месте, где раньше был буфет, теперь сидит командующий фронтом Роман Валерьянович Хлудов. Он все время морщится и дергается. Друг министра торговли и муж больной Серафимы Парамон Ильич Корзухин просит провезти в Севастополь вагоны с ценным товаром. Но Хлудов отдает приказ сжечь эти вагоны. На расспросы Корзухина о положении дел на фронте, Хлудов еще больше сердится и говорит, что красные завтра будут здесь. Корзухин обещает все доложить главнокомандующему, который вскоре приходит вместе с архиепископом Африканом. Хлудов докладывает главному, что большевики в Крыму.
Архиепископ молится, но Хлудов считает, что зря. Бог, по его мнению, не на стороне белых. Главком уходит. Появляется Корзухина, а следом за ней Голубков и вестовой генерала Чарноты Крапилин. Серафима обвиняет Хлудова в бездействии. Штабные перешептываются, они считают Корзухину коммунисткой. Голубков же уверен, что женщина бредит из-за тифа. Хлудов зовет мужа Серафимы, но тот чует ловушку и отрекается от жены. Голубкова и Корзухину уводят.
Крапилин, находясь в забытьи, говорит, что Хлудов мировой зверь, обвиняет его в трусости и умении только вешать. Крапилин приходит в себя и начинает молить о пощаде, но Хлудов отдает приказ отвести вестового на виселицу. Тот, по мнению генерала, начал хорошо, а вот закончил плохо.
Действие второе
Сон третий
Происходит в начале ноября 1920 года в Крыму.
Начальник контрразведки по прозвищу Тихий принуждает Голубкова дать показания против Серафимы. Тихий угрожает питерскому интеллигенту смертоносной иглой. Голубков со страху рассказывает, что Серафима коммунистка и приехала сюда ради пропаганды. После дачи показаний Голубкова отпускают.
Работник контрразведки Скунский сообщает Тихому, что Корзухин заплатит 10 000 долларов для откупа. Из этой суммы начальник готов «отстегнуть» Скунскому 2000 зеленых.
Заводят Корзухину, которая вся горит от температуры. Тихий дает ей прочесть показания Голубкова. За окном в это время проходит конница генерала Чарноты. Серафима, прочитав показания, разбивает окно и зовет Чарноту на помощь. Тот врывается в комнату с револьвером и спасает Корзухину.
Сон четвертый
Происходит в начале ноября 1920 года в Крыму.
Главнокомандующий говорит, что в течение года Хлудов маскирует свою ненависть к нему. Роман Валерьянович этого не отрицает, он действительно ненавидит главкома. Из-за него Хлудов вовлечен в эту отвратительную и бесполезную работу.
Главком уходит. Хлудов ведет разговор с призраком. Входит интеллигент Голубков. Он не узнает стоящего к нему спиной Хлудова и рассказывает о преступлениях, которые тот совершил. Голубков думает, что докладывает главкому. Хлудов поворачивается. Интеллигент впадает в панику, но все же осмеливается рассказать об аресте Корзухиной и хочет узнать о ее судьбе.
Хлудов приказывает привести Серафиму во дворец, если ее еще не расстреляли. От таких слов Голубков приходит в ужас. Хлудов, потупившись, начинает лепетать оправдания призраку-вестовому и молит не забирать у него душу. Хлудов спрашивает Голубкова, кем ему является Корзухина. Сергей Павлович признается, что она – случайная знакомая, которую он полюбил всем сердцем. Хлудов сообщает, что Серафима мертва. Ее расстреляли. От такого известия Голубков приходит в бешенство.
Хлудов дает Голубкову револьвер и кому-то говорит, что его душа двоится. Заходит есаул и докладывает, что Серафима Корзухина жива. Сегодня генерал Чарнота забрал ее в Константинополь. Хлудова дожидаются на корабле. Голубков напрашивается вместе с ним в Константинополь. Хлудов серьезно болен, он говорит с вестовым, и они уходят. Тьма.
Действие третье
Сон пятый
На одной из улиц Константинополя висит плакат с рекламой тараканьих бегов. Мрачный генерал Чарнота подходит к кассе, где принимают ставки. Чарнота хочет сделать ставку в кредит, но «тараканий царь» Артур отказывает в просьбе. Генерал впадает в тоску и ностальгирует по России. Он решается и продает газыри из серебра и целый ящик своих игрушек. Затем возвращается к кассе тараканьих бегов, где все деньги ставит на фаворита Янычара.
Народ собирается на зрелище. Тараканы, которые обитают в ящике под наблюдением профессора, выходят на бега с наездниками из бумаги. Слышится крик: «Янычар сбоит!» Как оказалось, «тараканий царь» Артур опоил фаворита. Каждый, кто поставил на Янычара, бросается на Артура, и тот вынужден звать полицию. Красавица-проститутка подбадривает итальянцев, которые ставили не на Янычара. Тьма.
Сон шестой
Происходит летом 1921 года в Константинополе.
Генерал Чарнота поссорился с Люсей. Та догадывается, что генерал деньги проиграл и открывает свои карты, говорит, что она – проститутка. А еще Люся упрекает Чарноту в том, что он разрушил контрразведку и вынужден был бежать из армии, а теперь ведет жизнь нищего. Чернота возражает, он спас Корзухину от смерти. Люся обвиняет Серафиму в бездействии, а затем уходит в дом.
Во двор заходит Голубков. Генерал Чарнота убеждает интеллигента, что Корзухина жива и пошла на панель. Серафима приходит вместе с каким-то греком, у которого в руках много покупок. Чарнота с Голубковым бросаются на иностранца, и тому приходиться бежать.
Сергей Павлович начинает говорить Корзухиной о своих чувствах, но она разворачивается и уходит. На прощание бросает фразу, что предпочитает погибнуть сама.
Люся хочет развернуть сверток, который оставил грек, но генерал не дает ей это сделать. Красавица забирает шляпу и говорит, что уедет в Париж. Заходит Хлудов в штатском. Его разжаловали из армии. Голубков утверждает, что поедет в Париж к мужу Серафимы, чтобы помочь женщине. Он уверен: ему обязательно помогут перейти границу. Голубков умоляет Хлудова беречь Серафиму и не позволить ей уйти на панель. Хлудов обещает интеллигенту присмотреть за Серафимой и дает две лиры и медальон. Чарнота отправляется с Голубковым в Париж. Темнота.
Действие четвертое
Сон седьмой
Происходит осенью 1921 года в Париже.
Голубков приезжает в Париж, находит мужа Корзухиной и просит у него тысячу долларов для Серафимы. Тот отказывает, мотивируя свой поступок тем, что на Серафиме он не был женат, а в скором времени собирается предложить руку и сердце своей русской секретарше. Голубков говорит Корзухину, что он бездушный человек. Сергей Павлович уже собирается уйти, но в этот момент заходит генерал Чарнота. Он сообщает Корзухину, что с радостью бы записался к большевикам, чтобы расстрелять его.
Чарнота видит карты и предлагает Корзухину сыграть. Он продает сопернику медальон Хлудова за десять долларов. После игры генерал становится обладателем 20 000 долларов. За 300 он выкупает медальон назад. Корзухин хочет вернуть все проигранные деньги. Он кричит от досады, и на его рев выбегает Люся. Генерал в шоке, но не выдает, что знаком с проституткой. Люся презирает мужа Серафимы. Она считает, что Корзухин сам виноват в проигрыше.
Все расходятся. Люся высовывается в окно и тихонько говорит Голубкову, чтобы он берег Корзухину, а генерал, наконец-то купил себе новые штаны. Темнота.
Сон восьмой и последний
Происходит осенью 1921 года в Константинополе.
Хлудов ведет разговор с призраком вестового. Заходит Серафима Корзухина и доказывает Хлудову, что тот сильно болен. Еще она кается, что отпустила Голубкова. Корзухина собирается вернуться в Петербург. Хлудов объявляет, что тоже хочет вернуться туда под своим именем. Серафима приходит в ужас, если Хлудов поступит так неосмотрительно, его сразу убьют. Но генерал рад такому итогу.
Беседу прерывает стук в дверь. Пришли Голубков и Чарнота. Корзухина с Сергеем Павловичем признаются друг другу в любви. Чарнота хочет остаться здесь, а Хлудов намерен вернуться. Он уговаривает Чарноту ехать вместе, но тот не хочет: генерал нормально относится к большевикам и не испытывает ненависти к ним. Голубков хочет отдать Хлудову медальон, но тот возвращает его паре, после чего Корзухина и Голубков уходят.
На перепутье временных коллизий: во время Гражданской войны, в Крыму встречаются интеллигент из Петербурга Голубков и Серафима Корзухина. Идет война, гибнут люди. Голодно, страшно и безрадостно. Женщина разыскивает в это непростое, неспокойное время своего мужа. Эти двое, вместе, преодолевая трудности, голод, болезнь Серафимы, когда Голубков не отходит от нее ни на шаг, спасая во время тифа.
Ее муж служит у генерала Хлудова, который отличается жестокостью и зверствами. Боясь за свое будущее, он отказывается от Серафимы. Ее обвиняют в том, что она большевичка и вместе с Голубковым арестовывают. Женщину спасает и помогает ей перебраться за границу, конница Чарноты, который увозит Серафиму в Турцию. Голубков попадает туда с армией генерала Хлудова.
Корзухина в Константинополе живет в одной комнате с Люсей и играющем, и часто проигрывающем, Чернотой. Денег у них нет. Уже давно все продано. Люська занимается проституцией, чтобы платить за квартиру. Серафима, понимает, что больше не может сидеть у них на шее и решается тоже зарабатывать на панели. Чарнота на улице встречает Голубкова, он играет на шарманке, и рассказывает ему об их делах. Вместе они разыскивают Корзухину и не дают ей совершить « нравственное падение». Появляется генерал Хлудов, который дает кое-какие средства Голубкову, чтобы он смог поехать в Париж, попросить денег у Корзухина. Когда он его находит, то узнает, что денег у него нет, а еще он собирается жениться на своей секретарше, и дает своей жене полную свободу, поручая заботу о ней Голубкову.
Серафима принимает предложение Хлудова и собирается вернуться с ним в Питер. В Турцию возвращаются Чарнота и Голубков. Они нашли способ разбогатеть. Но Корзухина, связанная словом, уезжает с генералом в Россию, где он от переживаний и страха стреляется.
Описанные события дают представление о том, что пережила русская интеллигенция в трудные годы перед эмиграцией и во время ее.
Картинка или рисунок Бег
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Воздушный корабль Лермонтов
В стихотворении Михаила Юрьевича Лермонтова «Воздушный корабль» рассказывается о волшебном корабле-призраке, который ежегодно в день смерти великого полководца и императора Наполеона причаливает к берегам острова
- Краткое содержание Бианки Аскыр
Весной Аскыр ушел в тайгу, минуя капканы. Он искал добычу. Однажды он шел за зайцем и вдруг увидел след соболя. Он бросился по следу и попал в капкан, расставленный охотниками. Его передние лапы раздробило на мелкие кусочки.
- Краткое содержание Франц Кафка Превращение
В первом же предложении говорится, что герой – молодой Грегор – проснулся в своей постели насекомым. Огромным созданием: то ли тараканом, то ли сороконожкой… Отвратительное тело с панцирем и маленькими лапками
- Краткое содержание В недрах земли Куприн
В рассказе Александра Ивановича Куприна повествуется о мальчике по имени Ванька. Он небольшого роста и очень худенький. Ванька работает на угольной шахте, вдали от своей семьи
- Краткое содержание Анна на шее Чехова
Молодая, симпатичная девушка выходит замуж за богатого мужчину, который ей годится в отцы. Ее социальное положение очень тяжелое.
