3 января 1942 года 222-я СД, обороняя частью сил прежний рубеж, сводным отрядом, который с этого дня возглавил командир 479-го СП майор Летягин, продолжала вести бой с противником, упорно оборонявшимся по северо-восточной опушке леса южнее Наро-Фоминска.1-я Гв. МСД, встретив

5 января 1942 года 774-й и 479-й СП, оборонявшиеся на правом фланге 222-й СД, вели активную подготовку к наступлению на противника, оборонявшегося на участке Мякишево– Любаново – Литвиново. Сводный отряд дивизии упорно продолжал искать брешь в обороне противника юго-западнее

15 января 1942 года К середине января 1942 года фронт группы армий «Центр» был прорван в нескольких местах: на севере – подРжевом; в центре – севернее Медыни; на юге – в районе Сухиничей. Для противника, ослабленного многодневными непрерывными боями, создалась исключительно

1 января 1942 года Войска Калининского фронта освободили город Старица.* * *К 1 января 1942 года на фронте насчитывалось 94 легких кавалерийских дивизии 3-тысячного состава. Как писал Д.Волкогонов в книге «Триумф и трагедия», «иногда Сталиным овладевала какая-либо маниакальная,

2 января 1942 года Войска Западного фронта освободили город Малоярославец.* * *Специальный корреспондент «Красной звезды» Я. Милецкий передал в этот день по телеграфу: Наступление наших войск на всех направлениях Западного фронта протекает успешно. Части Красной Армии изо

11 января 1942 года? В Ленинграде произошла обычная для тех дней история – с работы домой не вернулся простой житель города, бухгалтер строительного треста Михаил Кузьмич Бушалов. Дома его ждала жена Татьяна Николаевна, уже ослабевшая от голода, но каждый день встречавшая

13 января 1942 года? В блокадном Ленинграде за «шпионско-диверсионную деятельность» были приговорены к расстрелу член-корреспондент АН СССР математик и физик-теоретик Владимир Сергеевич Игнатовский (1875–1942), а заодно и его жена. Роковую роль сыграло то обстоятельство, что

14 января 1942 года? В газете “Правда” опубликовано стихотворение Константина Симонова “Жди меня”, посвященное его жене, киноактрисе Валентине Серовой. Первая публикация стихотворения была в сдвоенном ноябрьско-декабрьском номере “Нового мира”, тираж которого был

15 января 1942 года? В связи с тем что смертность в блокадном Ленинграде достигла чудовищных масштабов (в декабре 1941 были зарегистрированы 53 тысячи умерших), исполком Ленсовета принял специальное решение, обязавшее всех председателей райисполкомов направить на

16 января 1942 года? Верховное главнокомандование вермахта издало приказ за подписью начальника штаба, генерал-фельдмаршала Кейтеля “О клеймении советских военнопленных”: “Приказываю: каждому советскому военнопленному нанести ляписом клеймо на внутренней стороне

17 января 1942 года? От голода умер русский ученый-нумизмат Александр Николаевич Зограф (1889–1942), крупнейший знаток античной нумизматики, сотрудник (с 1922) и заведующий отделом нумизматики (1935–42) ленинградского Эрмитажа. В дни блокады отказался покинуть город, опасаясь

18 января 1942 года? 2-я Ленинградская партизанская бригада, разгромив гарнизон противника, захватила город

19 января 1942 года? 35-летие встретил участник войны Неон Васильевич Антонов (1907–1948), командовавший дивизионом канонерских лодок Балтийского флота, Онежской и Амурской военными флотилиями. Герой Советского Союза,

24 января 1942 года? Произведена вторая прибавка хлебного пайка в осажденном Ленинграде: рабочие и ИТР стали получать 400 граммов в день, служащие – 300, иждивенцы и дети – 250, войска первой линии – 600, в тыловых частях – 400 граммов.? В Ленинграде родилась будущая актриса кино,

5 января в Кремле состоялось заседание Ставки, на котором было принято решение о всеобщем наступлении Красной Армии на пространстве от Балтийского до Черного моря, нанесении стратегического поражения вермахту и выходе на государственную границу СССР в 1942 году. В разгроме группы армий «Север», согласно грандиозному плану, основная роль отводилась Волховскому фронту. Войскам его правого крыла предстояло во взаимодействии с Ленинградским фронтом разгромить 18-ю немецкую армию и деблокировать Ленинград; войскам левого крыла ставилась задача во взаимодействии с правофланговыми Северо-Западного фронта разбить 16-ю армию противника. Ленинградцам предстояло «содействовать Йолховскому фронту в разгроме противника, обороняющегося под Ленинградом, и в освобождении Ленинграда от блокады».

Войска Северо-Западного фронта должны были ударом в направлении Старая Русса, Сольцы, Дно перерезать коммуникации новгородской группировки противника и нанести ей поражение.

Общее соотношение сил на северо-западном направлении складывалось в пользу Красной Армии. На 1 января в группе армий «Север», по советским данным, было 665 тысяч солдат и офицеров, 6 тысяч орудий и минометов, 160 танков и штурмовых орудий, 250 самолетов всех типов.

В войсках Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов насчитывалось около миллиона человек, 9 тысяч орудий и минометов и не менее 400 танков. Ставка исходила также из того, что успешное развитие контрнаступления под Москвой не позволит германскому командованию усилить группу армий «Север» резервами или соединениями, снятыми с других участков советско-германского фронта. В подчинении генерала Мерецкова имелось 28 стрелковых и кавалерийских дивизий, 9 отдельных бригад, 25 отдельных танковых и лыжных батальонов - 242 тысячи человек, 2295 орудий и минометов, 220 танков. Волховский фронт превосходил противника в людях как минимум в 2,2 раза, в танках - в 3,2, в артиллерии - в 1,5, в авиации - в 1,3 раза. В 54-й армии Федюнинского было 11 дивизий, 2 «спешенные» танковые и одна морская стрелковая бригады, 2 отдельных батальона - 83,5 тысячи человек, 1156 артиллерийских и минометных стволов, 18 танков.

В рвущихся им навстречу 8-й и 55-й армиях Ленинградского фронта насчитывалось 10 стрелковых дивизий, 1 стрелковая и 2 танковые бригады.

Шести советским армиям противостояли три германских армейских корпуса - 28, 1 и 38-й - и «разгромленный» 39-й моторизованный.

Наступление предстояло вести в пустынной лесисто-болотистой местности, в условиях бездорожья, по глубокому снегу, прикрывавшему со времен ледникового периода незамерзающие хляби, что изначально исключало широкий маневр.

К назначенному времени Волховский фронт готов не был. Основной причиной являлась задержка сосредоточения войск. В 59-й армии к сроку успели развернуться пять дивизий, еще три находились в пути. Во 2-й ударной исходное положение заняли немногим больше половины соединений, остальные следовали по единственной железной дороге. До линии фронта войска добирались с огромным трудом: «Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду. Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались не замерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Обувь промокала и промерзала. Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе». Добавим к этому 30-40-градусные морозы и строжайший запрет командования, вплоть до расстрела нарушителей, на разведение костров. С другого бока, можно было попасть под расстрел и за обморожение: мол, нарочно обморозился, подлец, чтоб с фронта дезертировать (генерал Гальдер, экий дурень, как раз в это время мучился вопросом, как бы растолковать фюреру, что войска «не могут больше выдерживать морозы, превышающие 30 градусов»).

Не прибыла авиация, в ВВС Волховского фронта насчитывалось 118 боевых самолетов, в их числе всего 6 бомбардировщиков и 19 штурмовиков. Отсутствовал санный транспорт и полевые кухни, крайне медленно проходило накопление боеприпасов и материально-технических средств. Спешно сформированный фронт практически не имел своего тыла.

К началу января войска имели не более одной четверти боекомплекта вместо пяти, положенных для прорыва, и совершенно незначительные запасы продовольствия и фуража. Прибывающие соединения не имели оружия, средств связи, транспорта. Например, 378-я стрелковая дивизия что называется «до зубов» была вооружена 379 винтовками, 3 станковыми и 15 ручными пулеметами и 3 минометами. На всю 374-ю дивизию наличествовало 344 винтовки и 3 миномета. Тем не менее их немедленно, «чтобы не терять времени», отправляли в район сосредоточения в расчете на то, что немцы все равно отходят, а вооружение к началу наступления «будет подано». Ветеран 372-й дивизии вспоминает, как в ходе формирования 1236-го полка, ввиду отсутствия оружия, солдатам было приказано смастерить деревянные трещотки, чтобы на тактических учениях имитировать ведение огня. Учеба быстро закончилась, а 30 % личного состава полка так и пошли в свой первый бой - с трещотками.

Снабжение оставалось крайне неудовлетворительным почти все время. Не было ни одного полевого госпиталя. О противнике знали только то что он есть и находится на западном берегу. Однако снова тяжелое положение трудящихся Ленинграда требует немедленных наступательных действий».

Да и не способен был генерал армии Мерецков ничего возразить «кремлевскому гори\». просто боялся его до судорог. Как свидетельствует генерал В.М. Никольский, работавший в то время в штабе Волховскою фронта, при каждом вызове к прямому проводу командующий резко бледнел и не сразу подходил к телефону. Кирилл Афанасьевич был сломленным человеком. Сделав в 30-е годы блестящую военную карьеру, дослужившись до должностей начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны, он в первый день войны был арестован. Довольно скоро лубянские следователи сапогами и резиновыми дубинками выбили из Мерецкова признания в организации заговора с целью свержения рабоче-крестьянской власти, шпионаже в пользу германской и британской разведок одновременно, показания на подельников - Г. М. Штерна, А.Д. Локтионова, П.В. Рычагова, Д.Г. Павлова, Г.К. Жукова, М.П. Кирпоноса и многих других, вывших от боли в соседних камерах Сухановской тюрьмы или уже сражавшихся с вермахтом. Этот страшный период своей жизни Мерецков зашифровал в мемуарах как службу в должности «постоянного советника при Ставке Главного Командования». В сентябре 1941 года генерала, мечтавшего лишь о быстрой смерти, неожиданно переодели в новенькую форму и доставили к товарищу Сталину. Вождь поинтересовался здоровьем Мерецкова, само собой, тот чувствовал себя хорошо и рвался в бой, затем «спокойно ознакомил» с военной обстановкой и направил в компании с Мехлисом представителем Ставки на Северо-Западный фронт. Большинство остальных «заговорщиков» расстреляли. На фронте «красный профессор» преподал возвратившемуся в фавор генералу еще один урок: по прибытии в разбитую противником 34-ю армию Мехлис приказал немедленно, перед строем офицеров штабарма, расстрелять командующего артиллерией генерал-майора B.C. Гончарова «за дезорганизацию в управлении артиллерией армией и личную трусость». Что и было немедленно исполнено.

А Мерецков вскоре возглавил 7-ю армию, затем фронт. Он изо всех сил старался «оправдать доверие» и всегда помнил, что в любой момент снова может оказаться в чистых руках следователей-ударников вроде Шварцмана или Родоса. Поэтому командующий не только никогда не пытался оспаривать указания Москвы, но зачастую сам «бежал впереди паровоза», заваливая Генеральный штаб утопическими планами самых решительных наступательных операций, невзирая на потери и состояние вверенных ему войск.

7 января, не дожидаясь сосредоточения всех соединений, войска Волховского фронта, одновременно с Ленинградским и Северо-Западным фронтами, перешли в наступление. Основной удар с плацдарма в устье Тигоды наносила 4-я армия, в которой были сосредоточены почти половина артиллерии фронта и две трети бронетанковой техники. Соединения 59-й и 2-й ударной армий вводились в сражение последовательно по мере прибытия.

«Артподготовка была явно недостаточной, - рассказывает бывший командир взвода управления 894-го артполка 327-й стрелковой дивизии П.П. Дмитриев. - На каждую гаубицу у нас было всего 20 снарядов. Расстреляв их, мы оказались безоружными и не смогли подавить огневые точки врага. Пехота, беззащитная перед ураганным огнем немецкой артиллерии, бьющей с высокого западного берега, полегла на волховском льду густыми черными точками: маскхалатов стрелкам не полагалось».

Наступление 54-й армии, в котором участвовали пять стрелковых дивизий, две бригады и три артполка РГК, двумя оперативными группами - синявинской и волховской - разворачивалось от Вороново в направлении Тосно. Навстречу ей пробивалась 55-я армия Свиридова.

К 12 января красные флаги должны были взвиться над Любанью и Новгородом, но вышло иначе. Тяжелые бои продолжались несколько дней, однако прорвать оборону противника нигде не удалось.

Боевые действия в очередной раз убедительно показали, что простым количественным превосходством германца не возьмешь. Войска не умели воевать. Вновь прибывшие дивизии не прошли полного курса обучения. Они были направлены на фронт, не имея навыков в тактических приемах и в обращении с оружием. А если винтовку ты получил перед самой атакой, толку от нее в неумелых руках немногим больше, чем от трещоток, с которыми пошла в атаку 372-я дивизия (даже меньше: в первом бою, а он был ночным, наши «трещотники» оказали на немцев такое мощное психологическое воздействие, что вызвали у них панику и захватили опорный пункт). Отдельные части и подразделения были полностью сформированы из жителей степных или среднеазиатских районов, многие из которых впервые в жизни оказались в лесах и, чтобы не потеряться, ходили в атаку «кучей». Бойцы лыжных батальонов «реагировали на местность» значительно лучше, но лыжами не владели и предпочитали передвигаться пешком. «Из семи лыжных батальонов, - докладывал командующий фронтом, - при проверке их оказалось, что личный состав трех батальонов совершенно не подготовлен к передвижению и ведению боя на лыжах».

Артиллерия палила в белый свет, затем стрелковые, лыжные и саперные подразделения раз за разом посылались в лобовые атаки на огневые точки.

Командиры не умели осуществлять управление частями и организовать взаимодействие между ними, многие запрещали связистам включать рации, опасаясь, что немцы «запеленгуют» и «накроют» огнем. В штабах составляли планы и рисовали красивые карты разгрома врага с расчетным темпом продвижения по снежной целине до 4 километров в сутки, прорывами, выходами на оперативный простор и хронометражем занимаемых «красными» рубежей. Противодействие «синих» в этих планах не предусматривалось. Вот генерал-полковник И.С. Катышкин, бывший офицер оперативного отдела, не смущаясь, сообщает, что «к положительным моментам» деятельности штаба 59-й армии в этот период следует отнести «вообще всю разработку плана разгрома чудовской группировки противника», в коем ясно просматривается «зрелость нашей тактической и оперативной мысли», а также разработку директив, инструкций и приказов: «Но вот беда: доходили они до войск с большим опозданием… А что касается сосредоточения всей артиллерии на направлении главного удара, это решение подчас и вовсе не претворялось в жизнь… Мы тогда не очень-то и умели осуществлять подобное». Или того лучше: «…об этом почему-то забывали».

Штабы не были сколочены, теряли управления почти сразу, как только войска приходили в движение, почти не имели технических средств связи, а там где они были - не знали, как этой «техникой» пользоваться. А кроме того, вот еще какая неожиданность: «…противник своими настойчивыми контратаками всячески мешал нам претворить этот план в жизнь». Короче говоря, штабы больше напоминали классы для умственно отсталых, чем «мозги армий». Ну нельзя же всерьез воспринимать рассуждения о том, что, работая «с перенапряжением», генералы «приобретали некоторый опыт руководства операцией», а работники оперативного отдела «набирались навыков в разработке и доведении до войск различных боевых документов».

И техника зачастую была еще та! К примеру, корректировщики огня 122-мм гаубиц, следовавшие в боевых порядках пехоты, снабжались новейшими «секретными» телефонными аппаратами TAT отечественного производства, которые обеспечивали кое-какую слышимость на расстоянии до 100 метров.

Командующий 2-й ударной армией, произведенный в полководцы с должности заместителя наркома внутренних дел, на военном поприще проявил себя полным кретином, сочинявшим для войск подобия ростопчинских афишек: «Холоду не поддаваться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться», но не имевший понятия даже о том, где находятся вверенные ему соединения.

Командующий Волховским фронтом, накопивший богатый опыт руководства армиями и округами, сражавшийся с «франкистами» и «белофиннами», тоже проявил себя, мягко говоря, недостаточно квалифицированным военачальником. Правда, в отличие от Жукова, он это признал.

Фронт не имел выраженной ударной группировки, его войска были растянуты в один эшелон вдоль берега реки Волхов, проводя непрерывную разведку боем по всей 150-километровой линии с целью вскрытия позиций противника и поиска в них слабых мест. Второго эшелона не было вовсе, и наращивать удар с целью развития успеха в глубину было нечем. В резерве находилась одна дивизия и 3 (три!) танка. В случае прорыва вражеской обороны штаб фронта все надежды возлагал на обещанную товарищем Сталиным свежую армию.

«Между тем, - пишет прозревший годы спустя Мерецков, - основные силы надо было с самого начала сосредоточить на участке главного удара… Не удалось нам найти также правильную форму и верные способы оперативного взаимодействия между армиями Волховского и Ленинградского фронтов. Это можно объяснить отчасти и отсутствием тесного контакта между мною и командующим Ленинградским фронтом М.С. Хозиным. В результате удары фронтов пошли по расходящимся направлениям и не совпадали целиком во времени. Гитлеровцы получили возможность отражать наши удары поочередно и осуществлять подвоз из тыла оперативных резервов».

Судя по всему, в 1942 году и Мерецков, и Хозин, отслужив в Красной Армии по двадцать пять лет, мало понимали в своей профессии. (Дело усугублялось еще тем обстоятельством, что действовали они порознь, похоже, вполне сознательно. Высший советский генералитет все еще пребывал в уверенности, что немцы почти разбиты и в условиях русской зимы не способны к серьезному сопротивлению, а потому каждый мысленно примерял на себя венок победителя и вертел дырки для орденов^

Поэтому уже на вторые сутки стало ясно, что наступление провалилось, едва начавшись. Советские части откатились на исходные рубежи.

Военный совет Волховского фронта попросил Ставку отложить операцию еще на три дня, Сталин великодушно дал пять, разрешив перенести наступление войск фронта на 13 января. Сохранилась запись телефонного разговора между Ставкой и комфронта:

«По всем данным, у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо отложить на день или два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. Чтобы наступать и прорвать оборону противника, надо иметь в каждой армии ударную группу хотя бы из трех дивизий и надо, кроме того, сосредоточить 50–60 орудий в районе ударной группы каждой армии для поддержки ударной группы… У русских говорится: поспешишь - людей насмешишь. У вас так и вышло, поспешили с наступлением, не подготовив его, и насмешили людей. Если помните, я вам предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а теперь пожинаете плоды своей поспешности».

И хотя Мерецков прекрасно понимал, что для основательной подготовки операции требуется как минимум еще 15–20 суток, возразить он не посмел: «…мы с радостью ухватились за предложенную Ставкой отсрочку». Так Верховный ли торопил командование фронта, или сами генералы занимались очковтирательством, спеша порадовать Вождя успехами? Недаром маршал И.Х. Баграмян по поводу постановки войскам невыполнимых задач отметил, что «оптимизм центра во многом был навеян нашими довольно бодрыми донесениями».

Пока шло не в меру затянувшееся сосредоточение советских войск, противник готовился к обороне. Ближайшей оперативной задачей группы армий «Север» было закрепиться и удержаться на рубеже реки Волхов и линии железной дороги от станции Кириши до станции Мга.

Немцы ожидали наступление русских на подготовленных позициях, оборудованных системой узлов сопротивления и опорных пунктов, с большим количеством дзотов и пулеметных площадок. Передний край обороны проходил по западному берегу реки, поверхность которой перекрывалась плотной системой всех видов огня. Второй оборонительный рубеж проходил по насыпи железнодорожной линии Кириши - Новгород. Он представлял собой линию укрепленных населенных пунктов с хорошо организованной огневой связью между ними. Все пространство между Волховом и железной дорогой густо опутывалось проволочными заграждениями, покрывалось минными полями. В оперативной глубине крупные населенные пункты были превращены в мощные, по советским меркам, узлы сопротивления, подходы к ним преграждали высокие снежные валы, поливаемые водой. По немецким стандартам, оборона только начала создаваться, была слаба и недостаточно оборудована.

«К этому еще добавлялась непривычная дьявольская стужа при полном отсутствии зимнего обмундирования, - анализирует диспозицию Хартвиг Польман, бывший командир 284-го полка 96-й пехотной дивизии, - тогда как противник был удобно одет, привычен к климату, фантастически неприхотлив по части питания и обладал многими другими преимуществами, к счастью, кроме одного - способности использовать эти превосходящие качества для достижения реальных результатов».

Позиции по Волхову занимали пять пехотных дивизий - 250-я (испанская), 126, 215, 61 и 21-я. От станции Кириши вдоль железной дороги на Мгу оборону против войск Федюнинского держали 11, 96 и 269-я пехотные дивизии. Во втором эшелоне находились 291-я и 254-я пехотные дивизии и 9-й полк СС. Сильно потрепанные соединения 39-го моторизованного корпуса приводились в порядок, пополнялись техникой и людьми в районе Любани. В районе Еглино дислоцировалась 285-я охранная дивизия.

Самым перспективным направлением прорыва являлись железная и шоссейная дороги Москва - Ленинград. Естественно, именно здесь немцы создали множество огневых точек и сосредоточили основную массу артиллерии. О внезапном нападении не могло быть и речи: о готовящемся наступлении было известно всем. Широкий маневр также исключался: отсутствие дорог и труднопроходимая местность приковывали войска к определенным направлениям. Советские полководцы решили перехитрить врага, действуя «по-суворовски» - штыком и гранатой через болота и непроходимые леса.

Для советских солдат нет преград.

Генерал Соколов 10 января был отстранен от командования. 2-ю ударную армию, на которую возлагались большие надежды, возглавил генерал-лейтенант Н.К. Клыков. Армия дополнительно усиливалась 259-й стрелковой дивизией, ствольной й реактивной артиллерией. 52-ю армию принял генерал-лейтенант В.Ф. Яковлев. Количество боеприпасов в войсках было доведено до одного боекомплекта на дивизию, что, конечно, было совершенно недостаточно, исходя не только из уставных норм, но и по причине абсолютного отсутствия информации о противнике. Ведение огня планировалось не по конкретным целям, а по площадям.

Качество войск лучше не стало. К примеру, формирование 59-й отдельной ударной бригады подполковника Черника началось в конце 1941 года в Саратовской области, в двадцатых числах декабря она срочно была направлена на фронт без оружия и личного состава, по пути под Пензой в эшелоны загрузили призывников, с которыми командиры подразделений приступили к изучению уставов, политработники разъясняли «требования партии к защитникам Родины» и «воспитывали» презрение к смерти. Под Москвой в течение недели бойцов учили в основном двум приемам - перебежка и бросок в атаку, в Ярославле бригада получила пушки и минометы, в Будогощи, откуда начинался шестидневный пеший переход к передовой, - зимнее обмундирование и уже в Малой Вишере - стрелковое вооружение. За день до начала наступления, без всякой передышки, после изнурительных ночных маршей, 59-я бригада заняла исходное положение во втором эшелоне 2-й ударной армии. Эту бригаду, по советским меркам, уже можно считать обученным соединением: ее солдаты три дня держали в руках винтовки и, что немаловажно, понимали русский язык.

Бывший начальник политуправления фронта генерал К.Ф. Калашников с гордостью рассказывает о том, как агитатор политотдела 59-й армии за пару часов обучил стрелять, разбирать и собирать винтовку две роты маршевого пополнения, укомплектованных таджиками и узбеками, никогда в глаза не видевших оружия: «Самое поразительное: оказывается, начав обучать те маршевые роты, он и слова не знал по-узбекски и по-таджикски.

Как же вас понимали? - удивился я.

Какие же мы будем коммунисты, если нас люди не поймут? - просто ответил он». И не поймешь сразу, генерал ли был идиотом или два его литературных редактора или они нас, читателей, таковыми считали. А «самое поразительное», что эти роты, не знавшие и слова по-русски, «просто» пошли в бой в тот же день, сразу после «обучения». Впрочем, я бы удивился, если б вышло иначе, какие бы мы тогда были коммунисты? Ветераны рассказывают, как эти солдаты с «окраин южных советских республик» собирали для обогрева немецкие гранаты с деревянными ручками и кидали их в костры. Стоило везти так далеко парней, которых при «кровавом царизме» не призывали в армию даже во время мировой войны, гнать через всю страну эшелоны, чтобы тупо и бездушно убить безо всякой пользы для дела.

Советское наступление развивалось мучительно медленно. Немцы всюду оказывали упорное сопротивление.

На участке 4-й армии они сами атаковали, и войска генерала Иванова вместо наступления вели оборонительные бои. 59-я армия, которая, нанося главный удар пятью дивизиями от Грузино, должна была разгромить вражескую группировку в районе Чудово и овладеть этим железнодорожным узлом, застряла на сплошных минных, полях перед позициями 61-й пехотной дивизии противника, прикрытых убийственным пулеметным и минометным огнем. Батальонам не удалось даже зацепиться за противоположный берег. Успех обозначился только на направлении действий 2-й ударной и 52-й армий. К исходу второго дня их ударные группировки пересекли Волхов и овладели рядом населенных пунктов, вклинившись в немецкую оборону на стыке 126-й и 215-й пехотных дивизий.

«До переднего края противника было около 800- 1000 метров, - вспоминает бывший командир 327-й стрелковой дивизии генерал-майор И.М. Антюфеев. - Глубокий снег, особенно в долине реки, мороз до 30 градусов, сильный пулеметный и минометный огонь противника, а у нас ни лыж, ни маскировочных халатов… Пространство до рубежа атаки бойцы вынуждены были преодолевать ползком, зарываясь в снег. Лишь около 14 часов роты первого эшелона вышли на рубеж атаки. Люди были настолько измотаны, что, казалось, не в состоянии сделать и шагу. Я вынужден был ввести в бой второй эшелон дивизии. И только вместе с ним поднялись в атаку подразделения первого эшелона. Оборона противника на участке Бор - Костыле-во была прорвана». Левее успешно действовала 58-я стрелковая бригада полковника Ф.М. Жильцова, овладевшая населенным пунктом Ямно. Еще левее правофланговые соединения 52-й армии вышли на западный берег реки,

Для развития успеха с утра 15 января генералы Клыков и Яковлев ввели в бой вторые эшелоны своих армий, но сломить сопротивление врага не удавалось. Четыре дня понадобилось войскам 2-й ударной армии, чтобы преодолеть восьмикилометровый путь до второй позиции немецкой обороны, оборудованной вдоль железной и шоссейной дорог Чудово - Новгород. Еще неделю они топтались на 12-километровом рубеже, безуспешно атакуя укрепленные пункты Мясной Бор, Мостки и Спасскую Полисть. Снарядов уже не хватало, в воздухе господствовала авиация противника. Боевые действия велись вслепую, немецкие позиции брали массой пока еще живой силы.

«Много часов подряд, до темноты, я со своими автоматчиками отвечал стрельбой на стрельбу немцев, - описывает действия 59-й стрелковой бригады бывший начальник штаба батальона К.И. Штатнов. - Стрельба была неприцельной, так как мы не видели противника. Когда стемнело, стали стрелять в ту сторону, откуда летели трассирующие пули. С наступлением темноты страх напал на моих бойцов. Им стало казаться, что нас окружают, что они слышат лязг гусениц танков. От волнения у многих бойцов тряслись руки, что сказывалось на качестве выстрелов… Вскоре бой затих. Меня вызвали в штаб бригады. Подполковник был уже пьян. Он приказал мне доложить о боевом состоянии батальона, я ответил, что ему это лучше известно, так как он самолично руководил боем, а я выполнял его же приказы об обороне левого фланга. На меня полилась матерная ругань, из кобуры был вытащен пистолет и наведен на меня. Однако выстрела не последовало, и я уцелел.

Спустя какое-то время я получил приказ продвинуться со своим батальоном и приданным мне отделением станковых пулеметов километра на два вперед. Никаких карт, никаких ориентиров! «Пойдешь прямо!» И все! Мне уже все осточертело. Надоела эта пьяная ругань командиров, их безалаберность, а главное - напрасная гибель людей из-за бесцельного ведения боя. Вот и сейчас - никакой боевой задачи. Продвинуться, и все тут! Местность никому не известна. Куда я поведу людей? Кругом ночь, не видно ни зги!

Но приказ есть приказ. Собрав людей, я двинулся в направлении, куда вел до этого стрельбу из автоматов. За мной потянули провод связи… Неожиданно ко мне явился сам начштаба бригады майор Старцев. Снова матерная ругань: меня вызывает подполковник. (Через две недели тот же майор Старцев в госпитале в Боровичах подкатит на коляске - он был ранен в обе ноги - к моей кровати и скажет: «Эх, Штатнов! За то, как мы воевали, нас нужно расстрелять!» Он будет говорить, конечно, о руководстве бригадой, а не о нас, подчинявшихся их приказам.)»

Подполковника Черника с бригады сняли, сразу после боя за Мясной Бор, в котором он потерял не только много красноармейцев, но и половину собственного штаба. Интересно, чему он учил китайских товарищей, у которых до этого был советником? Или, наоборот, это они научили его так воевать? Посоветовавшись со Сталиным, Мерецков «для глубокого развития прорыва» перебросил в полосу 2-й ударной армии 366, 382, 111 и 374-ю стрелковые, 87-ю кавалерийскую дивизии и 12 лыжных батальонов, сосредоточил более 400 орудий.

К этому времени 54-я армия Ленинградского фронта, перегруппировавшая силы и пытавшаяся осуществить прорыв в районе станции Погостье в общем направлении на Тосно, «израсходовала» 20 тысяч солдат, все боеприпасы и прекратила наступление.

Оттачивая до войны тактику блицкрига, вермахт, в отличие от Красной Армии, не разбрасывался и опытом Первой мировой войны. Немцы показали себя мастерами полевой фортификации, приспосабливаясь к любой местности, умело выбирая позиции и в кратчайшие сроки превращая их в неприступные крепости. Такой непреодолимой преградой для советских войск стала насыпь железной дороги Кириши - Мга, обороняемая частями 225-й и 269-й пехотных дивизий, и станция Погостье - исходная точка наступления армии Федюнинского. Противник, увеличив высоту железнодорожного полотна до трех метров, врыл в насыпь ружейные и пулеметные ячейки, соорудил площадки для противотанковых орудий (10–12 стволов на километр) и землянки для личного состава, укрытые рельсами и накатами бревен. Все это скрывалось от взгляда наблюдателя за маскировочным забором из ветвей и прутьев. Подступы были густо минированы и прикрыты несколькими рядами колючей проволоки. Ключевые пункты поддерживали мощные артиллерийские группировки, позади дороги курсировали самоходные установки.

Вообще-то Погостье, выбив оборонявший его пехотный батальон, 281-я стрелковая дивизия заняла еще 17 декабря 1941 года. Однако, обнаружив на путях цистерну спирта, наши воины быстро потеряли боеспособность и через день были разгромлены сотней немецких автоматчиков при двух танках. В январе станцию ежедневно атаковали полки 3-й гвардейской, 281, 265,11-й стрелковых дивизий, затем - 311, 177, 80, 198 и 11-я стрелковые дивизии, 122-я и 124-я танковая бригады - безрезультатно и с большими потерями. Армия увязла в первой линии обороны врага. Отдельные полки и лыжные батальоны преодолевали железную дорогу на менее укрепленных участках, но быстро отрезались фланговыми ударами и вынуждены были прорываться обратно. Мат командарма гремел по всем линиям связи, долетая до передовой и немецких позиций: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься - расстреляю! Вашу мать! Атаковать!!!», но толку все равно не было.

В железнодорожной насыпи вместе с товарищами сидел солдат 1-й роты 333-го полка 225-й пехотной дивизии Хендрик Виерс: «Едва брезжил рассвет, толпой атаковали красноармейцы. Они повторяли атаки до 8 раз в день. Первая волна была вооружена, вторая часто безоружна, но мало кто достигал насыпи. 27-го красноармейцы четырнадцать раз атаковали нашу позицию, но не достигли ее. К концу дня многие из нас были убиты, многие ранены, а боеприпасы исчерпаны. Мы слышали во тьме отчаянные призывы раненых красноармейцев, которые звали санитаров. Крики продолжались до утра, когда они умирали».

Некоторые из немецких пулеметчиков от таких впечатлений тронулись умом.

«Соединения и части армии в этот период вели бои местного значения, - пишет генерал Федюнинский. - Наиболее активные действия проходили в районе По-гостья, но удачными их признать было нельзя». В конце января действовавшая в составе 54-й армии Синявинская оперативная группа (128, 294, 265-я стрелковые, 21-я танковая дивизии, 16-я танковая, 6-я морская бригады, 882-й артполк) была передана в развертываемую в этом районе 8-ю армию Ленинградского фронта. Управление армии передислоцировалось на Большую землю через Ладожское озеро 27 января, командующим армией назначили генерал-майора A.B. Сухомлина - восьмой по счету командарм за восемь месяцев войны. На невском оборонительном рубеже 1 февраля была вновь образована Невская оперативная группа под командованием генерала А.Л. Бондарева. В районе Волхова на базе выведенной в резерв 3-й гвардейской дивизии началось формирование 4-го гвардейского стрелкового корпуса.

Деятельность Мерецкова и Федюнинского особого впечатления на высшее германское командование, судя по записям начальника штаба ОКХ, пока не производила. Так, 19 января генерал Гальдер отметил, что «на фронте 18-й армии также как будто ожидаются (!) крупные удары». Гораздо большее беспокойство вызывало продвижение 11-й и 34-й армий Северо-Западного фронта к Старой Руссе и Демянску. Командующий группой армий «Север» предложил начать здесь немедленный отход, но Гитлер категорически потребовал удерживать фронт на Валдайской возвышенности. Не достигнув единства взглядов со свежеиспечённым Верховным Главнокомандующим вермахта, фельдмаршал фон Лееб попросился в отставку, бросив напоследок: «Гитлер ведет себя в России так, как будто действует с русскими заодно». Фюрер, и без того числивший Лееба в «неисправимых антифашистах», отставку принял, а затем уволил фельдмаршала в запас. Группу армий «Север» принял генерал-оберст Георг фон Кюхлер, в командование 18-й армией вступил генерал кавалерии Георг фон Линдеман.

Только 24 января 366-я стрелковая дивизия полковника СИ. Буланова овладела Мясным Бором, ключевой позицией второго рубежа немецкой обороны. На следующий день, развивая наступление вдоль просеки, сибиряки заняли деревни Кречно и Новую Кересть. Немедленно Мерецков принял решение о введении в прорыв 13-го кавалерийского корпуса под командованием генерала Н.И. Гусева в составе двух кавалерийских и одной стрелковой дивизий. В директиве командующего фронтом № 0021 говорилось: «Не позднее 27 января перехватить шоссе и железную дорогу Чудово - Ленинград и овладеть Любанью. С организацией обороны не связываться». Но, едва выступив из мест сосредоточения, конники подверглись непрерывным ударам немецкой авиации, двигаться пришлось ночью, пешком по глубокому снегу, ведя коней в поводу. В прорыв корпус сумел войти лишь утром 26 января. К исходу дня 87-я кавалерийская дивизия полковника Д.М. Баринова внезапной атакой разгромила гарнизон противника в Ольховке, 366-я стрелковая 27 января заняла Финев Луг. За пять дней корпус продвинулся на 40 км и перерезал железную дорогу Ленинград - Новгород в районе станции Рогавка.

Однако лихого кавалерийского рейда на Любань не получилось. Глубокий снежный покров не позволял действовать вне дорог, а лыжных батальонов корпусу не придали. Господство немецкой авиации при полном отсутствии у конников зенитных средств вынудили прекратить активные действия в светлое время суток. Пушек и минометов было недостаточно, 25-я кавдивизия полковника В.Ф. Трантина, именовавшаяся дивизией «легкого типа», вообще не имела артиллерии. Фактор внезапности отсутствовал. Опорные пункты приходилось брать внезапными ночными атаками в пешем строю. Корпус втянулся в безрезультатные затяжные бои, теряя маневренность и подвижность. Тылы остались на восточном берегу Волхова, а у генерала Гусева - почти 6000 лошадей, которых, в отличие от бойцов, надо было кормить.

«До сих пор недоумеваю, - размышляет бывший рядовой И.И. Калабин, - на что рассчитывало командование, загоняя коней в непроходимый лес, где ни дорог, ни тропинок и снега лошадям по брюхо? Ведь достаточно было взглянуть на топографическую карту Новгородской области, чтобы понять: эти места за Волховом - настоящий край Мазая - топи да болота… На какую военную мощь рассчитывали, не ведаю».

Вслед за корпусом потянулись в прорыв войска 2-й ударной армии и артиллерия РГК. Наступление велось, по существу, с открытыми флангами, поскольку соседние армии значительно отставали.

По согласованию со Ставкой было принято решение о перенесении всех усилий Волховского фронта в направлении Спасской Полисти и Любани. Приостановившая наступление 4-я армия расширила свой оперативный участок за счет 59-й армии, а последняя сдвинулась еще южнее, почти в тыл 2-й ударной. Таким образом, в направлении Спасской Полисти создавалась группировка войск трех армий: в центре на 15-километровом участке наступала 2- я ударная, справа и слева от нее - основные силы 59-й и 52-й армий, имевшие задачу расширить брешь.

Ширина прорыва по западному берегу реки Волхов достигла 25 км, но в районе Мясного Бора она сужалась до 3–4 км. В этой горловине развернулись кровопролитные бои. На правом фланге генерал Галанин шестью дивизиями безуспешно пытался прорвать вражескую оборону на 10-километровом участке Трегубово - Спасская Полисть, обороняемом 215-й пехотной дивизией генерал-лейтенанта Кнайсса. В течение нескольких недель не сдавала позиций в деревне Мостки сборная «бригада Кехлинга». Потери 59-й армии в живой силе составили к концу месяца более 16 тысяч человек. Такое же положение сложилось и на левом фланге, где 52-я армия в составе пяти дивизий, после многочисленных атак на деревни Копцы и Любцы, которые удерживала 126-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Лаукса, сама перешла к обороне.

В боях за деревню Копцы подвиг совершили бойцы Красной Армии 225-й стрелковой дивизии сержант И.С. Герасименко, рядовые A.C. Красилов и Л.А. Черем-нов, одновременно закрывшие собой три амбразуры вражеских дзотов. Никаких подробностей этого ночного боя нигде не приводится, кроме довольно путаного донесения начальника политуправления фронта дивизионного комиссара Горохова:

«Разведчики Арсенин, Лифанов и Селезнев бросились к первому дзоту и через дымоходные трубы и двери гранатами стали уничтожать фашистский гарнизон. (Довольно необычный способ вести разведку, но ясно, что действовала группа блокировщиков.) По разведчикам открыли огонь из других, близко расположенных дзотов. Заметив это, Герасименко, Черемнов и Красиков (Красиковым он был и в выпущенной Госкиноиздатом листовке, потом оказался Красиловым) подбежали к ним, забросали гранатами и через амбразуры вытащили пулеметы, чтобы применить их против врага. В это время разведчики подверглись новому обстрелу из трех ранее молчавших пулеметных точек, огонь которых мог вывести из строя всю группу. Ближе всех других к этим пулеметным дзотам были сержант Герасименко и его бойцы Черемнов и Красиков. По команде Герасименко каждый из них бросился к одной из точек, но гранат уже не было (Кончились у всех сразу?), а винтовкой не остановишь пулеметного огня. (Неясно, куда подевались вытащенные из амбразур пулеметы.) Медлить нельзя было, и у всех троих одновременно возникло одно решение - без всякой команды, не сговариваясь, они бросились на дзоты и своими телами закрыли их амбразуры. Вражеские пулеметы замолкли. Остальные разведчики окружили дзоты и взорвали их. Полтора часа еще длился бой. Смело и беспощадно сражались разведчики, мстя за смерть боевых товарищей. Они уничтожили 55 солдат и офицеров и взорвали 6 дзотов. (Из наших, судя по всему, больше никто не погиб или погиб не так геройски.)

Сомнения вызывает то обстоятельство, что ни одной армии мира такого рода подвиги, противоречащие законам физики и человеческой психологии, оказались не по плечу. (Пуля весом 12,8 грамма из MG-34 вылетает со скоростью 755 м/с, силу удара подсчитайте сами. Писатель-фронтовик Виктор Астафьев, обсуждая с другим фронтовиком, Вячеславом Кондратьевым, подвиг Александра Матросова, заметил: «Грудью на дот, он конечно же не бросался… Амбразуру, ты знаешь, даже сытой комиссарской жопой не закрыть…».)

А тем временем части 2-й ударной армии все дальше углублялись в леса и незамерзающие болота. Только вперед!

«Как ни странно звучит, - пишет X. Польман, - но исход боя решался не в глубине территории у острия наступательных клиньев противника, врезавшихся далеко в леса тыла, какими бы угрожающими эти клинья ни казались на карте, а на месте прорыва Волхова и у шоссе Новгород- Чудово, т. е. у населенных пунктов Мясной Бор, Мостки и Спасская Полисть. Это ясно сознавало командование группы армий «Север», которое в соответствии с этим планировало свои контрмероприятия. Это поняли также солдаты, унтер-офицеры и офицеры, которые с особой стойкостью и упорством сражались здесь за каждый квадратный метр земли.

Советское командование, несмотря на все усилия, явно недостаточно серьезно отнеслось здесь к немецкому сопротивлению и положилось на эффективность своего удара в глубину вместо того, чтобы сначала наступать по обеим сторонам шоссе на север и на юг».

Войска генерала Клыкова - 12 расчетных дивизий, подгоняемые приказами фронта, не зная, что у них делается в тылу, пытались наступать веером по всей окружности освобожденной от врага территории. Плотность боевых порядков соответственно уменьшалась. 59-я стрелковая бригада после ожесточенных боев 28 января овладела Дубовиком, Большим и Малым Еглино. 87-я кавалерийская дивизия, 53-я и 57-я бригады втянулись в многодневные бои за село Ручьи в 25 км от Любани.

Продвижение во многом диктовалось условиями местности и упорством противника. Советские соединения имели успех, наступая на запад и северо-запад, где противника почти не было и бороться приходилось в основном с природой. Зато стоило повернуть на восток, в сторону Любани и железнодорожной линии на Ленинград, достижения были незначительны. Получив отпор, советские войска вынуждены были обходить населенные пункты с запада, снова углубляясь в заснеженные дебри, порой просто бродили по лесам, не зная своих задач, не имея сведений ни о своих, ни о немецких частях. «Так, в 53-й стрелковой бригаде, - доносил начальник политуправления Волховского фронта дивизионный комиссар Горохов, - не только красноармейцы, но и командиры не знали боевой задачи, не знали населенных пунктов, на которые шло наступление». Под Ямно сразу три стрелковые бригады, бодро шагавшие в колонном строю без разведки и боевого охранения, в полной уверенности, что все вокруг «уже наше», попали в организованный немцами огневой мешок. В результате «броуновского движения» огромного количества соединений, частей, отдельных подразделений и тыловых учреждений при характерном для Красной Армии того периода состоянии связи, штаб армии все в меньшей степени управлял процессом.

«При огульном продвижении… - объяснял генсек членам «ордена меченосцев» в 1929 году, - наступление должно неминуемо выдохнуться и провалиться. Огульное продвижение есть смерть для наступления». Сделавшись Верховным Главнокомандующим, Сталин забыл, чему поучал, видимо считал, что война - дело более простое, чем коллективизация. И кто бы решился его поправить.

С первых дней в войсках начала сказываться хроническая нехватка боеприпасов, которые доставлялись из Малой Вишеры с опозданием и в количестве, не достаточном для потребностей армии. Недостаток продовольствия в подразделениях восполняли кониной: почти вся техника была на конной тяге. А потери в лошадях, которых из-за отсутствия фуража кормили березовыми ветками, были большими. Как образно выразился один из ветеранов: «Лошади дохли как мухи». На голодном пайке сидели не только ушедшая в прорыв 2-я ударная армия, но и стоявшие на месте соседи, весь Волховский фронт. «В армиях совершенно отсутствуют махорка, сахар, сухари, мясо, концентраты, мука, - бил тревогу неугомонный Горохов, проверив состояние 4-й и 52-й армий. - В 65 сд пища варится из одной крупы, отпускаемой в половинной норме. В 80 кд нет соли. Ухудшилось положение с фуражом, овес на исходе, сено израсходовано, конский состав сильно истощен. В 60-м артполку 124 лошади от истощения не могут перевозить материальную часть».

Потери Волховского фронта за январь составили 73 тысячи бойцов и командиров, но при этом, за счет новых пополнений, количество войск и техники не уменьшилось, а по артиллерии увеличилось в полтора раза. На 1 февраля насчитывалось 25 дивизий, 9 бригад, 36 отдельных батальонов - более 233 тысяч человек, 3196 орудий и минометов, 171 танк. Военно-воздушные силы фронта имели уже 313 боевых самолетов. Армейскую авиацию полководцы при подсчетах обычно «забывают», но у тружеников тыла собственная гордость, и они докладывают, что ВВС армий получили дополнительно 188 машин.

В мемуарах советских генералов, написанных на основе сводок Совинформбюро и собственных донесений, неизменно утверждается, что бои проходили с «большими потерями для обеих сторон». Это невозможно чисто теоретически, учитывая, что «вооруженные до зубов» немцы твердо оборонялись на подготовленных позициях «в крепких оборонительных сооружениях», а наши солдаты атаковали их в чистом поле «без достаточной огневой поддержки». К примеру, бывший «гвардейский минометчик» Н.И. Исаков вспоминает: «Сколько я был в Мясном Бору - земли не видел, всюду трупы наших солдат. Убитого немца видел только раз, все ходили смотреть на него как на диковину». Да и могло ли быть иначе, если во главе армий стояли «полководцы» типа генерала Иванова, которому командующий фронтом вынужден был посылать такие вот телеграммы: «Категорически запрещаю проводить широко практикуемые вами штыковые атаки против сильно укрепленных позиций противника без предварительной огневой подготовки и серьезного обеспечения атаки минометно-артиллерийским огнем». С «обеспечением», по мнению Мерецкова, можно и в штыки.

А маршевые пополнения все шли и шли, Россия большая. Когда винтовок на всех не хватало, им выдавали палки с привязанными штыками.

Известное дело: пуля - дура, штык - молодец! Раненых в ходе боя не выносили, и первичную помощь им никто не оказывал, поскольку, вопреки всем уставам и здравому смыслу, отцы-командиры ставили санитаров и санинструкторов в стрелковую цепь наравне с рядовыми бойцами. По этой причин в первую очередь в 4-й армии быстро возник огромный некомплект младшего медперсонала. В конце концов Мерецков, рискуя вызвать недовольство Ставки, вынужден был своим приказом отстранить Иванова от должности и назначить на его место генерал-майора П.И. Ляпина. Сталин таки выразил недовольство превышением полномочий, но решение командующего фронтом утвердил.

55-я армия Ленинградского фронта шестью дивизиями (268, 43, 56, 70, 90, 125-я) при поддержке 124-й и 125-й танковых бригад и 86-го отдельного танкового батальона всю зиму вела бои наступательного характера в устье реки Тосны и в противотанковом рву, а также южнее Колпино за поселки Путролово и Ям-Ижору.

«Военный совет 55-й армии поставил перед нами задачу овладеть Красным Бором, - вспоминает полковник В.К. Зиновьев из штаба 125-й стрелковой дивизии. - Думаю, что дивизия могла бы выполнить приказ и взять Красный Бор. Противотанковый ров был уже в наших руках. А это был удобный рубеж для сосредоточения войск и наступления. Можно было ожидать, что соседние дивизии получат приказ облегчить нам выполнение задачи по захвату Красного Бора наступательными операциями, чтобы прикрыть наши фланги. Но соседние дивизии такого приказа не получили, и мы наступали с открытыми флангами.

Бросившись в атаку, наши части продвинулись вперед, но попали под перекрестный огонь противника и вынуждены были залечь на мерзлой земле, которую не выгрызешь, ни шанцевой лопаткой, ни зубами. Особенно большие потери понес 657-й стрелковый полк, которым командовал полковник Варюхин. Полк наступал в первом эшелоне и потерял столько бойцов и командиров, что стал небоеспособным. Об этом и доложил командир полка комдиву генерал-майору Фадееву Ивану Ивановичу.

Повтори, что ты сказал! - воскликнул генерал. А я насторожился, прислушиваясь к их разговору.

В полку осталось тринадцать активных штыков и один станковый пулемет, - говорил голос в трубке, которую генерал приблизил к моему уху.

Не может этого быть! - воскликнул снова генерал… Весь январь и февраль сорок второго части дивизии вели бои, которые в сводках Совинформбюро назывались боями местного значения. Продвинулись мы почти до Красного Бора. Но это не только не улучшило, а даже ухудшило наше положение, потому части соседних дивизий по-прежнему оставались на месте. А полкам и батальонам нашей дивизии, выдвинувшимся вперед, пришлось теперь отражать атаки противника не только с фронта, но и с флангов, ибо мы сами, а точнее, по приказу командования армии, залезли в мешок… При этом потери в людях были большие».

Попытки взять Красный Бор предпринимались и в марте.

«Красноборская операция, - делает вывод экс-командарм генерал В.П. Свиридов, - еще раз убедила нас в том, что наступление на одном направлении ограниченными силами при бездействии остальных участков фронта дает успех только в первые дни, когда в наших руках еще сохраняется преимущество внезапности и превосходство в силах».

Стоило ли в элементарных вещах, неоспоримо доказанных еще в ходе Первой мировой, «убеждаться еще раз»? И так долго: до марта 1943 года продолжался непрерывный штурм Красного Бора! Сколько за него положено жизней - одному Богу известно. Активные действия в это же время развернули подразделения 13, 21 и 189-й стрелковых дивизий 42-й армии на подступах к опорным пунктам Верхнее Койрово, Кискино, Туйполово, Синда, Венерязи, ничего не добившись территориально, но, конечно же, «уничтожив много вражеских солдат и офицеров».

Армия генерала Клыкова в начале февраля окончательно увязла в лесах и болотах, а 59-я армия Галанина лишь в середине месяца вплотную подошла к Спасской Полисти, но взять ее так и не смогла. «Название этого селения, - пишет Мерецков, - возле которого полгода кипели ожесточенные бои, я никогда не забуду. Горловина прорыва расширилась, помнится, до 13 километров… Но на этом и закончились наши успехи по расширению прорыва. Несмотря на настойчивые атаки, войскам не удалось раздвинуть прорыв ни на метр. Иногда приходилось вести даже оборонительные бои». Все яснее становилось, что выйти к Кингисеппу и окружить всю 18-ю германскую армию не получится.

Маршал ссылается на мощь немецкой обороны и намекает на некие шесть дивизий, «переброшенные из Франции, Дании, Югославии и самой Греции», которыми пополнилась группа армий «Север». Очень даже возможно, вот только Мерецкову эти дивизии никак помешать не могли. Более того, когда стало ясно, что наступление Волховского фронта выдохлось, немцы снимали отсюда свои соединения и перебрасывали их на юг. Дело в том, что в это время критическая ситуация сложилась южнее озера Ильмень, в полосе 16-й германской армии, где войска Северо-Западного фронта под командованием генерал-лейтенанта П.А. Курочкина, окружив шесть дивизий 2-го корпуса генерала Вальтера фон Брокдорф-Аллефельдта, организовали Демянский «котел». Прибывавшие из Европы немецкие дивизии должны были закрыть образовавшуюся на стыке двух групп армий брешь. Кроме того, с целью деблокады демянской группировки 13 февраля в Ставке фюрера было принято решение о формировании в районе Старой Руссы ударной группы под командованием генерала Зейдлидц-Курцбаха. В ее состав вошли, в частности, 122-я пехотная и 18-я моторизованная дивизии, снятые с ленинградского и волховского направлений.

Из Москвы в штаб Волховского фронта шли телеграммы и звонки с требованиями активизировать наступательные действия, обвинениями в нерешительности и бездействии. Мерецков, в свою очередь, жаловался на нехватку танков, снарядов, авиации, усталость войск и низкое качество прибывающих пополнений, но в конце переговоров неизменно отвечал одно: «Будет выполнено!» Сталин оказался заложником им же созданной системы, каждый рвался первым доложить о занятии самой захудалой деревеньки, превращавшейся в сводках в мощный узел сопротивления противника, и никто не осмеливался огорчить Вождя дурными вестями.

Врожденным пороком системы оставалась, выражаясь армейским жаргоном, повсеместная залепуха снизу доверху, попросту - очковтирательство. К примеру, генерал Катышкин сообщает, что, выполняя задачу по расширению пробитой в немецкой обороне бреши, 59-я армия «очень скоро втянулась в полосу напряженных и затяжных боев». Правда, сам он при этом не присутствовал, поэтому подчеркивает, что «данные, естественно, я черпал из документов», то есть из оперативных сводок. Зачерпнем из тех документов, куда генерал не мог заглянуть. Начальник Особого отдела НКВД Волховского фронта майор госбезопасности Мельников в докладной записке на имя члена ГКО товарища Маленкова «сигнализировал» об обстановке, сложившейся в армии генерала Галанина:

«Командование 59-й армии, зная о том, что 377,372, 374 и 378-я стрелковые дивизии активных действий не ведут и фактически занимают оборону, в оперативных сводках штаба действия этих дивизий отмечаются «активным сковыванием противника» и «ведением боевой разведки». Бездеятельность этих дивизий в оперсводках также называется «отражением контратак противника», не стыдясь сообщать, что дивизии отбивают контратаку одного взвода противника. Из наиболее характерных примеров очковтирательства приводим следующие: 1269-й стрелковый полк 382-й стрелковой дивизии занимает линию фронта протяжением 18 километров, активных действий не ведет, занимает оборону. Штарм пишет, что полк активно сковывает противника. 377-я стрелковая дивизия занимает фронт протяжением 13 километров, активных действий не ведет, занимает оборону. Штарм в оперативной сводке пишет, что «377-я дивизия ведет активную боевую разведку». Фактически для ведения разведки высылаются 2–3 человека. Части 372-й стрелковой дивизии занимают фронт протяжением 4 километра, активных действий не ведут, ведут оборону. В оперсводке штарма докладывается: «части 372-й дивизии блокируют противника»…

За последнее время в частях 59-й армии со стороны отдельных военнослужащих участились случаи морально-бытового разложения. Зачастую, используя свое служебное положение, командиры склоняют женский персонал к половому разврату, здесь же, в присутствии посторонних, решают боевые задачи. Отдельные командиры и комиссары частей, увлекаясь женщинами, систематически пьянствуют. Входе боевых операций, вместо организации боем, отсиживаются в блиндажах…

Командир 1249-го стрелкового полка 377-й стрелковой дивизии майор Швагирев систематически пьянствует со своим помощником по хозчасти Савичевым. 19 февраля Швагирев, будучи в нетрезвом состоянии, площадной бранью отругал и три раза ударил по лицу политрука Носова. Швагирев в пьяном состоянии собрал весь командный состав полка, силами которого приказал взять дзот противника…

Командир 378-й стрелковой дивизии полковник Дорофеев и комиссар дивизии Корнышев систематически пьянствуют и сожительствуют с женщинами. Будучи выпивши, Дорофеев заявлял командирам: «…Здешние женщины проститутки, а вы, командиры, не теряйте этого случая…»

5 февраля во время наступления дивизии на командный пункт выехали начальник штаба и комиссар дивизии. Дорофеев же вызвал к себе в блиндаж девушку военфельдшера и пропьянствовал с ней четверо суток. Свой невыезд на командный пункт мотивировал болезнью.

Комначсостав в беседах между собой говорит: «Ну, как там наше пьяное командование, что решило?..» В момент выполнения боевой задачи частями дивизии по овладении д. Остров Дорофеев, Корнышев и начальник штаба Аксельрод на протяжении трех суток пьянствовали, не выходя из блиндажей.

Подобные факты морально-бытового разложения в частях 59-й армии не единичны. По нашей информации, командиры и комиссары частей и соединений мер к устранению подобных явлений не принимают, так как сами являются виновниками этого. О фактах морально-бытового разложения отдельных командиров и политработников частей 59-й армии неоднократно информирован Военный совет армии. Однако мер к пресечению безобразий не принял».

Конечно, такое поведение начальства деморализовало и разлагало подчиненных. Но, с другой стороны, кажется, было бы лучше, если бы эти «дорофеевы» и «швагиревы» вообще не вылазили из своих блиндажей. Потому что, когда они, опохмелившись, брались «организовывать бой», выходило еще гаже (месяц спустя полковника И.П, Дорофеева накрыло шальным снарядом, и он попал в святцы 59-й армии как командир, «не щадивший своей жизни во имя победы над врагом, за дело партии, за Родину»).

17 февраля на фронт прибыл представитель Ставки маршал Ворошилов. Он передал приказ, требовавший до начала марта любым способом выйти на железную дорогу Любань - Чудово. Затем маршал, по своему обыкновению, полез на передний край, заставляя обливаться холодным потом всех сопровождающих и оперуполномоченных. Картины ворошиловских посещений описаны во многих мемуарах и выглядели всегда одинаково: в сопровождении очередного комдива маршал добирался под огнем до позиций передового батальона, там, на виду противника, не кланяясь пулям и четко взяв под козырек, выслушивал доклад об обстановке, после чего по-отечески беседовал с солдатами и обращался с призывами. К примеру, вспоминает П.М. Кошевой, командир сражавшейся у Мясного Бора 65-й стрелковой дивизии:

«- Вот и хорошо, - сказал маршал, услышав, что свои боевые задачи дивизия выполнила успешно. - А теперь поедем в любой батальон на передний край.

Мерецков и Яковлев стали подавать мне знаки, которые могли означать только одно: ни в коем случае на передовую представителя Ставки не вози.

Не могу, товарищ маршал. Шоссе и железная дорога пристреляны противником. Там всегда, когда появляются люди, бьет артиллерия и бывает плотный пулеметный огонь.

Боишься? - спросил К.Е. Ворошилов. - А я считал тебя человеком неробкого десятка. Пошли, пошли.

На передний край отправились мы вдвоем. Всем остальным маршал приказал остаться на моем КП… Маршал всем интересовался и отнюдь не собирался скрываться от пуль, которые то и дело свистели рядом с нами и вспахивали снег…

Мне очень нагорело тогда от К.А. Мерецкова за длительное пребывание с К.Е. Ворошиловым на переднем крае. Сам же маршал был крайне доволен и отбыл из дивизии в отличном расположении духа». Неизвестно, что увидел «первый красный командир» из передовых траншей, может быть, Ленинград. Во всяком случае, грядущей военной катастрофы он не разглядел (хотя на Западном и Калининском фронтах безоглядные прорывы на узких участках уже привели к окружению 29-й армии генерала Швецова и 33-й армии генерала Ефремова). Так, в отличном расположении духа, и укатил в Москву.

По опыту Тихвинской операции приказом командующего фронтом были созданы временные оперативные группы. Так, соединения 2-й ударной армии, образовавшие фронт, обращенный на восток, были объединены в группу генерал-майора П.Ф. Привалова (191-я, 382-я стрелковые дивизии, 57-я стрелковая бригада). Обеспечивать левый фланг армии и перехватить железную дорогу Ленинград - Новгород должна была оперативная группа Жильцова (23, 25, 58-я стрелковые бригады). На Финев Луг наступала группа Коровникова (327, 374, 111-я стрелковые дивизии и 22-я стрелковая бригада). 4-я гвардейская дивизия и 59-я стрелковая бригада, действовавшие в направлении на Сенную Кересть, составили группу генерала А.И. Андреева.

В 59-й армии появилась оперативная группа под командованием генерал-майора П.Ф. Алферьева, на которого была возложена персональная ответственность за взятие Спасской Полисти. У этой деревни без остановки вертелась «карусель» из советских соединений, поочередно бросаемых на штурм - 327-я стрелковая дивизия, 59, 57, 22-я отдельные бригады, 111, 92, 382, 372, 374, 2-я дивизии…

«Наступление обычно велось четверо суток, - вспоминает бывший командир взвода из 382-й дивизии И.Д. Никонов. - Ночью ползали, проверяли, сколько осталось в живых. Подползешь, пошевелишь - живой или нет? Бывало, человек и не убит, а мертвый: замерз. Морозы в январе доходили до 40 градусов. В дни наступления пищи мы не получали. Когда наступление прекращалось, оставшихся отводили на исходные позиции и там кормили. Люди разводили костры и грелись, засыпали, частенько поджигая одежду и валенки. Приходилось ползти на передний край и снимать с убитых - нового взять неоткуда. Недоставало всего: продуктов, фуража, боеприпасов. Патронов выдавали по одной-две обоймы, их тоже добывали у убитых… Перед немецкими позициями все было изрыто снарядами и устлано трупами наших бойцов, раненые пытались переползти через трупы и тоже умирали или замерзали. У нас траншей и даже ячеек никаких не было. Забирались в воронки и прятались за трупы… Стали выяснять, сколько у кого бойцов. В одном полку оказалось пять, в другом шесть, в нашем - семь человек. Всего на переднем крае осталось 35 штыков. А приказ тот же - наступать! Утром снова наступали. К полудню осталось: ты да я, да мы с тобой… Трупы с переднего края никто не убирал, они так и истлели, без вести павшие…» Одни полки отправляли на переформирование, вместо них вводили в дело новые. В атаку поднимались каждый день, месяц за месяцем, но взять Спасскую Полисть так и не удалось.

Командование группы армий «Север» тоже практиковало создание боевых групп на отдельных участках. Только Мерецков занимался этим с целью хоть как-то наладить управление канувшими в «джунглях» массами войск и делегировать ответственность, а немецкие генералы - по скудости резервов. В состав импровизированных соединений с переменным составом сводились отдельные штабы, батальоны и батареи, снимаемые со спокойных участков фронта. На «штопку дыр» в обороне были брошены обозники и службы тыла, ремонтные, строительные и охранные части, выгруженные из поездов отпускники. Так, после советского прорыва у Мясного Бора на правом фланге 38-го армейского корпуса на базе 20-й мотодивизии и других частей была сформирована боевая группа Яшке. В районе Луги, подчинив все формирования командиру 285-й охранной дивизии, командование 18-й армии создало боевую группу генерала фон Поло. Прибывавшие из Франции еще в начале декабря части 225-й пехотной дивизии, так напугавшие Мерецкова, составили группу фон Бассе, занявшую рубеж Еглино - Красная Горка. (Внезапно пересаженная с почвы солнечного Виньякура в звеневшие от мороза волховские леса посреди января, в легких шинелях, неподготовленная тактически и психологически, она несла большие потери, особенно от обморожений. Один из ветеранов дивизии жаловался после войны нашему ветерану, что на обогрев ему давали всего восемь часов в сутки - два часа на позиции, час на отдых, и как мало тепла было в немецких деревянных бункерах с железной печкой. Наш, ночевавший в снегу и не всегда имевший возможность развести костер, просто не понял.) Но в целом советские успехи на Волхове расценивались германским Генштабом как тактические и не внушающие серьезных опасений. Главное - 215-я и 126-я пехотные дивизии с прибывающими к ним подкреплениями твердо удерживали фланги прорыва, не позволяя свернуть немецкую оборону по Волхову.

23 февраля в частях, батареях, эскадрильях зачитали праздничный приказ наркома обороны СССР: «…Инициатива теперь в наших руках, и потуги разболтанной ржавой машины Гитлера не могут сдержать напор Красной Армии. Недалек тот день, когда Красная Армия своим могучим ударом отбросит озверелых врагов от Ленинграда, очистит от них города и сёла Белоруссии и Украины, Литвы и Латвии^ Эстонии и Карелии, освободит советский Крым, и на всей советской земле снова будут победно реять красные знамена».

.
«Красная звезда»: .
«Красная звезда»: .

«В эту ночь в городе трудно было взять «языка». Три раза давал командир Блинов приказание привести к нему офицера и три раза возвращались к нему с пустыми руками.

Не могу, - говорил, стоя перед командиром, рослый моряк, без каски, с обмотанной кровавым платком головой, - не могу увидеть его и не убить. Сколько моих товарищей погибло, а я его в живых оставлю. Как хотите, товарищ командир, а нет у меня такой силы, чтобы в живых его оставить».

Когда я вычитывал верстку очерка, позвонил из Крыма Симонов. Беспокоился, получили ли мы «Последнюю ночь», переданную по военному проводу. Сказал, что написал и вторую корреспонденцию - « », тоже на подвал.

Я прямо-таки опешил. Что еще за «Предатель», да еще на целый подвал? Предложил Симонову выехать в Москву. До столицы он добрался быстро и прямо с аэродрома явился ко мне. Выглядит не лучшим образом: на лице какие-то багровые пятна. Что случилось? Долго об этом не стал распространяться. И я ему сказал:

Давай своего «Предателя».

Прочел очерк и сразу понял замысел автора. В предыдущих номерах газеты на эту тему мы опубликовали рассказ Александра Корнейчука «В зимнюю ночь». Это о «пане старосте» Шуре - из бывших кулаков, непримиримом враге Советской власти. В ночь под Новый год его посетили партизаны и рассчитались с ним сполна. Третьего дня Илья Эренбург напечатал статью « !». Были названы имена изменников, свирепствовавших в Сталине (ныне город Донецк) в окаянные месяцы фашистского ига. Казалось, что предателями могут быть лишь люди из бывших белогвардейцев, кулаков, уголовников. А Симонов показал еще одно измерение предательства.

Родилась эта корреспонденция при необычных обстоятельствах. В Феодосии он узнал, что арестованы несколько человек, сотрудничавших с немцами, в том числе и городской бургомистр Грузинов. Местные жители схватили их ночью и привели в комендатуру. Писатель заинтересовался ими, пришел в особый отдел за материалами. Но там ему сказали, что их еще не допрашивали, мол, некогда и некому.

А впрочем, если хотите, можете сами их допросить, - посоветовали Симонову.

И вот привели Грузинова. Он думал, что его допрашивает следователь или прокурор, и извивался, как уж. Но с ним говорил корреспондент, писатель. И допрос вел не языком следователя - строго, беспристрастно, сдерживая свои эмоции, как и положено прокурорскому работнику, какой бы преступник перед ним ни был, а по-своему. Был даже такой эпизод. Налетели немецкие бомбардировщики, рядом с комендатурой стали рваться бомбы. Перепуганный бургомистр сполз со стула на пол. Симонов не сдержался:

Неужели вы не понимаете, что вас все равно расстреляют? Ну, чего вы лезете на пол?..

Симонова интересовала подоплека его предательства, психология, нутро изменника. И ему удалось вывернуть его, как говорится, наизнанку.

Это был не белогвардеец и не кулак. Просто советский служащий, директор какой-то заготовительной конторы плодоовощного хозяйства. Он сумел даже пролезть в кандидаты партии. Когда немцы ворвались в Феодосию, он застрял где-то в ближнем поселке. Дрожа за свою шкуру, пошел на услужение к фашистам: рассчитывал приобрести какие-то блага. Он их и получил. Так страх, трусость, шкурничество и засосали его в болото предательства. Воистину, по словам Виктора Гюго, «у трусости есть неведомые норы».

«Этот человек, - писал Симонов, - был мне отвратителен. Отвратителен в гораздо большей степени, чем любой пленный немец. В силе этого чувства играли роль два момента: во-первых, он служил немцам, то есть был предателем. А во-вторых, может быть, я все же испытывал бы к нему меньшее физическое отвращение, если бы его можно было бы хотя бы считать принципиальным нашим врагом, убежденным, что Россия должна быть не такой, какая она есть, и что лучше немцам отдать часть ее территории, чтобы на оставшейся восстановить буржуазное или самодержавное государство, восстановить любой ценой, только бы не жить при Советской власти.

Но у этого человека явно не было никаких принципов, даже таких. Ему не было никакого дела до судеб России. Его интересовал только он сам, его собственная судьба, его собственное благосостояние. Он был для меня символом всего того спокойного, удовлетворенного и собой и окружающим в условиях удачного стяжательства, всего того мещанского, уныло-жадного, что я ненавидел с детства. Как-то, помню, я прочел у Хлебникова замечательные слова о том, что отныне млечный путь человечества разделился на млечный путь изобретателей и млечный путь приобретателей. Так вот, передо мной и была частичка с млечного пути приобретателей».

Статья, которая меня вначале так «напугала», была важной и незамедлительно ушла в набор.

Когда с «Предателем» все было решено, я хотел отправить Симонова отдохнуть. Но он сказал, что привез из Крыма еще кое-что. Сейчас проявляют его снимки и вот-вот принесут. Притащили мокрые отпечатки. Я посмотрел и сделал, как потом вспоминал Симонов, «кислую мину». На одном - какие-то груды камней, на втором и третьем виднеются лишь задние борта не то двух, не то трех машин - понять невозможно, все как в тумане. И называлось это «разгромленная немецкая техника», хотя ее в Феодосии было предостаточно.

Словом, снимки я забраковал. Ушел Симонов разочарованный, но через час-два снова появился вместе с начальником отдела иллюстраций Александром Боровским и с отретушированными фото. Боровский стал убеждать, что хотя снимки и плохие, но из Феодосии у нас ничего нет. Да и поощрить надо Симонова, ведь как снимал - в огне, под бомбежкой, проявил инициативу... Напечатали. На ту же полосу, где стоял «Предатель». Под снимками подпись: «Фото К.Симонова». Я ему сказал:

Хочешь, снимем твою подпись.

Мой грех - моя подпись, - ответил он.

Подпись оставили. Снимки эти не украшали полосу газеты, не прибавили фоторепортерской славы и Симонову. Кажется, это были последние за Отечественную войну фотографии писателя...

В Вашингтоне подписана декларация 26-ти государств (СССР, США, Великобритании и др.). Подписавшие декларацию государства обязались использовать все свои ресурсы в борьбе против тех государств Тройственного пакта и против тех присоединившихся к нему стран, с которыми данное государство находится в состоянии войны. Декларация включала также обязательство не заключать сепаратного мира с врагами.

Упорной и героической обороной войск Севастопольского оборонительного района было сорвано второе наступление противника, стремившегося захватить Севастополь.

Колхозы и совхозы Хабаровского края полностью выполнили годовой план поставок хлеба и овощей государству и сдали зерна на 13 136 т, картофеля на 27590 т, овощей на 14 тыс. т больше, чем в 1940 г.

Открылось сквозное движение поездов Тихвин — Волхов — Войбокало.

Войска Калининского фронта, ведя наступление, вышли на подступы к городам Ржев и Зубцов.

Хроника блокадного Ленинграда

Тяжелым был для Ленинграда новогодний день сорок второго. На 1 января в городе оставалось 980 тонн муки. Даже при голодном пайке ее могло хватить только на два дня.

Еще меньшими были запасы крупы — 334 тонны. И это более чем на 2 миллиона человек. Правда, учитывая мизерные блокадные нормы, крупы должно было хватить на четыре дня. 624 тонны мяса и мясопродуктов, которыми располагал Ленинград на 1 января, можно было растянуть на девять дней...

В продовольственных ресурсах Ленинграда значилось 427 тонн жмыха. Раньше эти отходы маслобойной промышленности сжигались в пароходных топках. Теперь они пополнили список продуктов питания.

С сегодняшнего дня на Кировском заводе запрещено применение льняного масла для шлифовальных работ. Все его запасы переданы столовым, а шлифовка производится надежным заменителем, созданным группой рационализаторов во главе с начальником механического цеха П. Д. Хижняком.

К 1 января по ледовой дороге удалось завезти в Ленинград 15 125 тонн продовольствия. Это за 40 дней. В среднем по 378 тонн в сутки, в то время как только муки на одни сутки требуется куда больше.

Ладога все еще не покрывает даже минимальных потребностей города. Крайне тяжело эксплуатировать эту необычную ледовую трассу. К тому же сказывается недостаток горючего. 1 января, например, только в 385-м отдельном автотранспортном батальоне простояли 50 автомашин. А город и фронт ждали хлеба...

Гитлеровцы были убеждены, что защитники Ленинграда продержатся недолго. А в новогодний день в пяти театрах Ленинграда шли спектакли. Причем театры имени Ленинского комсомола и имени Ленсовета давали по два спектакля — утром и вечером. В восьми кинотеатрах демонстрировались фильмы.

К Новому году только в одном Красногвардейском районе удалось открыть 4 бани, 18 парикмахерских. Возобновили работу 12 почтовых отделений. Жил и работал город, которому враги предрекли скорую гибель и о котором Гитлер сказал, что он «выжрет самого себя».

Достойно отметили первый день нового года летчики Ленинграда: они сбили 11 и подбили 4 вражеских самолета. 54-я армия, действующая на волховском участке Ленинградского фронта, продолжала теснить противника. Среди новогодних трофеев, захваченных нашими бойцами, оказалась неприметная тетрадь с весьма примечательными цифрами. Это был «Список движения личного состава» одной из рот 506-го полка 291-й немецкой пехотной дивизии. В роте, первоначально насчитывавшей 183 человека и неоднократно получавшей пополнение, к исходу сорок первого года осталось 50 человек. Потеряла же она 204 человека. Это только убитыми и ранеными. Пропавшие без вести, попавшие в плен, обмороженные были не в счет.

Когда этот список попал в наши руки, не было уже и последних пятидесяти. Они погибли, так и не увидев Ленинграда. От роты остался лишь «список движения».

Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"

Перевернут последний листок календаря сорок первого года. Это были дни, когда советские войска гнали немцев на запад, освобождая от врага земли Подмосковья.

Новогодний номер «Красной звезды»! На первой полосе газеты хорошо знакомое лицо с добрыми, светлыми глазами. Номер открывает речь Михаила Ивановича Калинина...

Война разрубила своей секирой минувший год надвое — первые шесть месяцев были наполнены мирным строительством, со второго полугодия развернулась гигантская битва с гитлеровской Германией. Все изменилось. Однако многолетняя традиция осталась неизменной: как и в прошлом, в эту новогоднюю ночь выступил с поздравлением Калинин. Он говорил о тяжелом времени, которое переживает страна. О нашей первой победе. Назвал города, освобожденные от фашистов, в том числе такие крупные, как Ростов-на-Дону, Калинин, Феодосия, Керчь... Из его выступления впервые узнали, что освобожден еще один город — Калуга... Много проникновенных слов сказал он о доблести советских воинов и тружеников тыла, о тяжком пути, который они прошли, предупредил, что «большие еще трудности стоят и впереди».

Советские люди привыкли слушать в праздничную, новогоднюю ночь живую речь своего Всесоюзного старосты, как его с любовью называли в народе. А мы, краснозвездовцы, были особенно воодушевлены. Михаил Иванович — наш большой друг и мудрый советчик. Хотя «Красная звезда» не числилась по ведомству Верховного Совета, Калинин постоянно интересовался нашей работой. Он нередко звонил, иногда похваливал, иногда, если что-то не так, с большим тактом журил, подсказывал, как надо делать.

Я не помню случая, чтобы Калинин, когда мы обращались к нему с просьбой написать статью, отказал нам. Иметь дело с ним как с автором было приятно. Если возникали замечания, он их не отвергал, внимательно выслушивал, с одними — соглашался, с другими — нет, объясняя, почему надо оставить так, как написано. А в тот день, когда появлялась его статья, он обычно звонил мне и спрашивал, чувствовалось, с улыбкой:

Однажды ему в тон я ответил:

— Михаил Иванович! Если бы не понравилась, разве мы ее напечатали?..

Калинин весело рассмеялся:

— Да, я уж старался, чтобы она не попала в вашу корзину...

Нередко наши корреспонденты сопровождали Калинина в его поездках на фронт, где он выступал на красноармейских митингах. Очень интересны были его беседы с бойцами, речи. Встречали его без помпы и фанфар — душевно и уважительно.

Я часто бывал у М.И. Калинина в Кремле. Беседы с ним были всегда поучительными. Заехал я как-то к нему после своей очередной поездки на фронт. Рассказывал, что видел и слышал. Он задавал немало вопросов о солдатской жизни и солдатских думах. Тут я и сказал:

— Понимаете, Михаил Иванович! Приперли меня к стенке. Спрашивают: как же так? Нашим женам, детям, старикам выдают по 400 граммов хлеба, а пленным фашистам, тем, кто вчера стрелял в нас, убивал наших жен и детей, по 600 граммов. Почему?

Калинин ответил, чуть вздохнув:

Как просто и верно!

Однако вернусь к первоянварскому номеру «Красной звезды».

Главное событие дня — освобождение Калуги. Лучшего праздничного сообщения и желать не надо! Опубликована статья начальника штаба 50-й армии полковника Н.Е. Аргунова «Калужская операция» — обзор боев за город.

Что для нас значило взятие Калуги и чем была потеря города для немцев, можно узнать из первых же строк этой статьи:

«Еще недавно Калуга была глубоким тылом немецких войск, действующих под Тулой, Серпуховом и Малоярославцем. Крупнейший узел железных и шоссейных дорог, она использовалась фашистами с максимальной выгодой. Через нее шли транспорты с техникой, с войсковыми подкреплениями, на запад следовали поезда с ранеными. В самой Калуге немцы оборудовали мощную базу для ремонта танков, автомашин, орудий, организовали большие интендантские и артиллерийские склады, госпитали... В Калугу отводились с фронта разбитые части: переформировывались, вооружались, проходили обучение...

Близость ее к Москве и к направлениям главного удара на Москву делало Калугу еще более важной.

В свое время немцы писали: «Со взятием Калуги нашим поискам открылась дорога на Москву и Тулу, судьбу которых отныне надо считать решенной в пользу нашего оружия».

Далее Аргунов шаг за шагом прослеживает всю операцию от начала и до конца. Для захвата Калуги была образована ударная группа. От района ее дислокации до города ей предстояло пройти 120 километров по трудной для марша местности: большие открытые поля, изрезанные оврагами, на юго-западе и сплошные леса с узкими проселочными дорогами на северо-западе. Снега и метели сделали эти места почти непроходимыми для моторизированной пехоты и артиллерии. Продвигалась группа в темное время, не вступая в бой, обходила опорные пункты и узлы сопротивления противника. Словом, много мужества, упорства и находчивости надо было даже для того, чтобы только занять исходные позиции.

Вспоминаю, в какую переделку попал наш специальный корреспондент Константин Симонов, командированный в 50-ю армию с заданием «взять Калугу» и сразу же вернуться в Москву. Выехал он на «эмке» в Тулу, а оттуда в район боев. Однако пробиться сквозь снежные завалы не смог. Вернулся в Тулу, позвонил мне, объяснил обстановку и попросил самолет. Послал я не один, а два самолета, усадив в один из них фоторепортера Виктора Темина. Вылетел Симонов к Калуге вместе со спецкором «Известий» Виктором Беликовым. Вслед за ними поднялся самолет с Теминым и известинским фоторепортером Самарием Гурарием. Немного пролетели и попали в неистовый буран. Летчики потеряли ориентировку и вынуждены были приземлиться.

«На поляне, где мы сели, лежал глубокий снег, — записал Симонов в дневнике.— Самолетные лыжи проваливались в нем, и, как ни форсировали моторы летчики, самолеты не трогались с места. Наконец, более легкий по весу самолет, на котором летели Гурарий и Темин, оторвался от поляны. А нам это все не удавалось и не удавалось. Тогда наш летчик сел в кабину, а мы с Беликовым встали под крыльями и, упершись в них, стали раскачивать самолет. Но каждый раз, как только мы, раскачав самолет, начинали лезть в кабину, лыжи опять утопали в снегу, и самолет не двигался. Нужно было, раскачав его, садиться в кабину уже на ходу — другого выхода не оставалось... Это было тяжелое занятие — каждый раз раскачивать, бежать, вскакивать, опять раскачивать... Наконец, изо всех сил поднатужившись и раскачав крылья, мы все-таки вскочили в самолет, и он на этот раз пошел, его не заело».

Симонов вернулся в Тулу, чтобы начать все сначала. Однако новый рейс в Калугу совершить ему не удалось. Все пошло наперекосяк. Ворочая самолет, он надорвался, врачи хотели уложить его в постель. Еле живой он возвратился в Москву.

Кстати, вслед за Симоновым и Теминым по калужскому маршруту вылетело еще четыре самолета. Только одному удалось добраться до войск, другой совершил вынужденную посадку, третий потерпел аварию, а последний пропал без вести; вероятно, сел на немецкой территории...

Итак, Симонов в Калугу не добрался. Однако в 50-й армии работал наш спецкор Павел Трояновский, расторопный, энергичный журналист, халхинголец, чье мастерство газетчика росло, как говорится, не по дням, а по часам. 28 декабря Трояновского вызвал командующий армией И.В. Болдин и сказал:

— Завтра жду вас в Еловке. Адъютант покажет на карте, как туда добраться...

Генерал Болдин по-доброму относился к Трояновскому. Открывая «Красную звезду», командарм часто находил его репортажи, корреспонденции или очерки о боевой жизни своей армии. Не без помощи Трояновского печатались в газете и статьи Болдина. А какому военачальнику это не было лестно?!

Трояновский вместе с Теминым отправился в путь-дорогу. Преодолев с невероятными трудностями снежные сугробы, они прибыли в Еловку, где разместился командный пункт армейской группы. Там уже был Болдин. Трояновский обратился к генералу:

— Товарищ командующий, нам срочно нужен самолет доставить в Москву репортаж и снимки о взятии Калуги...

Болдин рассмеялся!

— Ишь, какие быстрые! Это называется делить шкуру неубитого медведя. Там еще сидят немцы. Ну и торопливый вы народ...

Настроение у Болдина было приподнятое, и нашим спецкорам не надо было читать оперативную сводку, чтобы понять, что дела идут хорошо.

После небольшой паузы Болдин пообещал:

— Самолет будет. Дам вам из своей охраны танк и броневик. К Калуге ехать еще опасно.

Под охраной танка и броневика наши спецкоры вместе с корреспондентами «Правды» и «Известий» добрались до Оки. Трояновский и Темин пошли пешком. Остальные газетчики стали искать мост или переправу, чтобы ехать машинами,— решили, что так будет быстрее. А оказалось, что спецкоры «Красной звезды» не прогадали (переправы не оказалось) и первыми очутились в Калуге.

Город в огне. Пробыли они там целый день, а к вечеру вернулись на КП. Позвонили мне. Я сказал: передавать сейчас ничего не надо. Официальное сообщение о взятии Калуги будет лишь в новогоднем номере газеты. Приказал отправиться с материалами в Москву.

Так они и сделали. Трояновский — на машине, а Темин и Гурарий решили лететь. Но вот незадача: самолет — одноместный. Кто полетит со снимками: Темин или Гурарий? У них были какие-то свои фоторепортерские счеты, один другому не доверял, никто из них не хотел остаться. Наконец, упросили летчика, и он взял обоих, благо оба были худощавые...

За Подольском Трояновский увидел на шоссе две сгорбленные фигуры в снегу: Темин и Гурарий! Оказывается, в пути что-то случилось с мотором и пилот совершил недалеко от шоссе вынужденную посадку; оба фоторепортера теперь «голосуют». Запихнули их в машину, и вечером Трояновский и Темин появились в редакции.

И вот в газете корреспонденция Трояновского «В Калуге». На второй полосе — снимки Темина: пожарища, нескончаемая вереница орудий, машин и другой техники, брошенной противником. Были у Темина и другие фотографии, но они не вмещались в номер. Об одной из них, пожалуй, стоит рассказать.

Центральная площадь Калуги. Огромное, не менее чем в двести крестов немецкое кладбище. А рядом — громадная, разукрашенная елка: немцы готовились справлять в Калуге новый год. Наши спецкоры остановились возле нее. Темин сделал снимок, сказав своему коллеге: «Мировой кадр!» Как раз в это время подошли наши бойцы, увидели елку:

— Вот гады! Что задумали... На нашей земле!.. На нашей крови!..

Все крепкие слова русского языка во всех падежах были сказаны в адрес гитлеровцев. Можно было понять наших бойцов. Только что они похоронили своих товарищей, сложивших головы в боях за Калугу, только что видели трупы замученных, истерзанных и расстрелянных калужан... Темин, которому были созвучны настроения воинов, сразу же дал команду:

— Свалить ее!

Приказ выполнили мигом. Темин снял и сваленную елку. Он показал мне снимки и рассказал, как было дело. Я заподозрил, что он скомандовал свалить елку, движимый не только гневом против захватчиков, но и желая сделать «мировой кадр», и сказал ему:

— Правильно сделали, что свалили елку. Но печатать не будем...

В номере статья Ванды Василевской. Вообще-то она была корреспондентом «Известий», но иногда писала и нам.

И сейчас перед моими глазами встает стройная фигура полкового комиссара с четырьмя шпалами на петлицах гимнастерки. в галифе и сапогах. С гордостью она носила эти «шпалы», а затем и полковничьи погоны и долго не расставалась с ними. В пятидесятые годы в Киеве я побывал в доме Ванды Василевской и Александра Корнейчука. Меня встретила писательница в обычной женской одежде — костюме строгого покроя, который все же ей больше шел, чем военное обмундирование.

Но когда я вскользь сказал об этом, она отрицательно покачала головой:

— То ни с чем не сравнить...

Да, память тех дней неистребима. Говорили мы о всяких литературных делах, но разговор все время возвращался к войне.

Статья Ванды Василевской в сегодняшнем номере газеты называется «Ненависть». Казалось бы, тема не для новогоднего номера. Мы привыкли, что в такой день полосы газеты заполнялись статьями, очерками, рассказами, стихами о добре, любви, торжестве созидания, планах на будущее. А сегодня это жестокое слово — ненависть! Но без него в те военные дни — и в будни, и в праздники — не прожить пи минуты.

Микола Бажан говорил, что «Ванда с огромной силой умела ненавидеть и любить». Эта черта ее душевного мира проявилась и в новогоднем выступлении в «Красной звезде». Она писала: «Мера нашей любви к Родине — сила ненависти к врагу».

Алексей Толстой сообщил, что выслал статью «Тысяча девятьсот сорок второй» — писательские раздумья об итогах минувшего и перспективах наступающего года. Ждем ее с минуты на минуту.

Опубликована статья А.В. Белякова, того самого, кто вместе с В.П. Чкаловым и Г.Ф. Байдуковым совершил в тридцатых годах беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс в американский город Ванкувер. Он уже генерал. Вообще должен сказать, что все знаменитые летчики, довоенные Герои Советского Союза, любимцы нашего народа — Байдуков, Громов, Юмашев и многие другие — в эту войну в боевом строю. И мы, краснозвездовцы, гордимся, что они также и наши безотказные авторы.

Статья Белякова начиналась так: «Мы — старые авиационные «волки» и в ночь под Новый год больше, чем о другом, говорим о самолетах. В них — наша радость. В них — наша честь. В них огромная доля нашей будущей победы над врагом. Поговорим же о самолетах».

Беляков писал и об истребителе, и о штурмовике, и о ближнем и дальнем бомбардировщиках. Каждому воздал должное и высказал свои мысли: какими он хотел бы их видеть в бою в новом году...

Страстной верой в грядущую победу проникнута статья Ильи Эренбурга:

«Мы не меряем победы на аршины и на фунты. Мы не примем четвертушки победы, восьмушки свободы, половинки мира. Мы хотим свободы для себя и для всех народов... Мы хотим мира не на пять, не на десять, не на двадцать лет. Мы хотим, чтобы наши дети забыли о голосе сирен. Мы хотим, чтобы они рассказывали о танках, как о доисторических чудовищах. Мы хотим мира для наших детей и для наших внуков».

Как созвучны эти слова тем огромным усилиям нашей партии, нашего народа в борьбе за мир в нынешние времена!

К месту в этом номере и карикатура Бориса Ефимова. Она из двух картинок. Первая: по снегу устремился вперед юный красноармеец с автоматом, одетый в добротный полушубок, в валенках и шапке-ушанке, на которой обозначено: «1942». По обочинам, в снежных сугробах чернеют разбитые и сожженные немецкие танки. Второй рисунок: бежит по снегу согнувшийся в три погибели обмороженный фашист, укутанный по самые глаза в женский платок, на платке — та же дата: «1942». С испугом оглядывается фашист назад... Над карикатурой надпись: «С Новым годом!» Под первым рисунком: «С наступающим!» Под вторым: «С отступающим!..»

Утреннее сообщение 1 января

Наша часть, действующая на одном из участков Западного фронта, преодолевая упорное сопротивление противника, за день боёв освободила от немцев 15 населённых пунктов н захватила: 47 орудий, 151 миномёт, 13 пулемётов, 200 велосипедов, 22 ящика гранат, 180 ящиков патронов, более 1.000 снарядов, 40 километров провода и истребила свыше 600 немецких солдат и офицеров.

При взятии города Козельска наши бойцы захватили 5 железнодорожных эшелонов с 200 вагонами, груженными боеприпасами, продовольствием, обмундированием и автомашинами.

Наши лётчики, действующие на Южном фронте, за один день уничтожили более 240 автомашин, автобус с рацией, 23 танка, 6 орудий и истребили свыше 800 солдат и офицеров противника.

Отделение сержанта Савельева в бою у деревни Троицкое уничтожило 27 немцев. Красноармеец Карев двумя гранатами вывел из строя пулемёт и истребил 4 вражеских пулемётчиков.

Подведены итоги боевых действий группы партизанских отрядов, действующих в районах Ленинградской области, оккупированных немцами. Доблестные советские патриоты истребили 6 немецких полковников и подполковников, 32 офицеров, 1.120 солдат и 91 фашистского шпиона. Партизаны уничтожили 5 немецких самолётов, 2 танка, 19 танкеток, 157 грузовых машин, несколько орудий, пулемётов и другое вооружение. Взорваны и разрушены 7 складов с боеприпасами, склад с горючим, 2 склада с продовольствием и фуражом, 44 железнодорожных и шоссейных моста. Пущены под откос 14 поездов, в результате чего разбито свыше 200 вагонов с пушками, танкетками, автомашинами и живой силой противника. Во многих местах разрушена телефонная и телеграфная связь.

Пленный радист 2 батальона 36 пехотного полка 9 дивизии Гейнц Крау на допросе дал следующие показания: «Мы не имеем зимнего обмундирования и вынуждены сами мастерить себе подшлемники из старых чулок. Один солдат 57 полка нашей дивизии раздобыл гражданскую одежду и хотел на лошади вернуться на родину, в Германию. За Богуславом он был пойман и отдан под суд. Офицеры нам часто рассказывали о подобных случаях и обращали наше внимание на суровые последствия. В этом году празднование рождества в Германии превратилось в панихиду, потому что миллионы немецких солдат похоронены в холодной русской земле, а оставшихся ещё в живых ждёт такая же участь».

Отступая из села Павлово-Лужецкое, Истринского района, Московской области, немецко-фашистские мерзавцы расстреляли 70-летнего колхозника Прохорова И. А., сожгли женщину вместе с двумя малолетними детьми и изнасиловали многих девушек.

Нефтяники гор. Грозного, досрочно выполнив годовой план, уже дали стране сотни тысяч тонн нефти сверх плана. Коллектив нефтеперегонного завода, где директором тов. Иванюков, перевыполнил годовой план выпуска высокосортного бензина почти втрое. Отлично работают многие рабочие и служащие треста «Старогрознефть». Бригады тт. Лебедева, Татьяненко и Салыкова вырабатывают по 4—5 норм в смену. За последние дни на промыслах Грознефтекомбината введены в строй 30 бездействовавших скважин. Добыча нефти непрерывно растёт.

Вечернее сообщение 1 января

В течение 1 января на ряде участков фронта наши войска, преодолевая сопротивление противника, продолжали продвигаться вперёд, заняли ряд населённых пунктов и в числе их г. Старица.

31 декабря наша авиачасть, действующая на Западном фронте, уничтожила 4 немецких танка, 154 автомашины с военными грузами, 34 повозки со снарядами, несколько железнодорожных цистерн с горючим, подожгла 3 железнодорожных состава и рассеяла 2 батальона вражеской пехоты.

В результате упорных боёв с противником наша часть, действующая на одном из участков Западного фронта, выбила немцев из ряда населённых пунктов, истребила 800 вражеских солдат и офицеров и захватила 12 немецких орудий, 20 станковых пулемётов, 5 миномётов, 2 танка, 12 автомашин и много других военных материалов.

Наши части, действующие на одном из участков Калининского фронта, сломив упорное сопротивление немцев, за один день боёв завяли 22 населённых пункта и захватили 76 вражеских орудий, 8 миномётов, 25 пулемётов, 150 автоматов, 117 автомашин, 2.506 винтовок, 10 миноискателей, много боеприпасов, уничтожили 5 немецких танков, 15 орудий и 6 пулемётов.

Артиллеристы части тов. Александрова, действующей на Западном фронте, за одну ночь уничтожили 2 немецкие миномётные батареи, 2 пулемётные точки и истребили роту пехоты противника.

Командир эскадрона лейтенант Кучерявый под непрерывным обстрелом противника подполз к огневым точкам фашистов, мешавшим продвижению наших частей, и забросал их гранатами. Заметив вражеский танк, тов. Кучерявый незаметно подкрался к вражеской машине и подорвал её противотанковой гранатой.

В письмах, получаемых германскими солдатами из тыла, всё чаще сквозит тревога и неуверенность. Обер-ефрейтор Вольфганг Гейне пишет из Варшавы, своему брату Францу Гейне на Восточный фронт: «В городе свирепствует эпидемия сыпного тифа. Многие наши солдаты заболели. Местные жители нас ненавидят. В любую минуту жди удара из-за угла. В Польше погибает немало немецких солдат, хотя война здесь уже давно окончена». Ефрейтору Феликсу Зелигер сообщают: «В Польше странные вещи происходят. Ведь там нет ни одного человека, который был бы доволен». В письме, обнаруженном у немецкого унтер-офицера Вальтера Рейнбергера, говорится: «В Югославии партизаны бродят по лесам. Каждую неделю они убивают; немецких солдат или полицейских».

Жители освобождённого ныне от немецких захватчиков города Плавска сообщают: «В Плавске немцы организовали лагерь для военнопленных. Красноармейцев в этом лагере было немного. Фашисты загнали сюда главным образом жителей города и соседних районов. Пища заключённых на день состояла из двух картофелин. Воды в лагере, не было. Заключённым предлагалось утолять жажду снегом. От голода, холода, побоев и пыток ежедневно умирало 25—30 человек. Больных и обессилевших, неспособных выполнять тяжёлую работу, фашисты расстреливали».

Как немецкие генералы фабрикуют «русских военнопленных»

Вконец изолгавшееся командование гитлеровской армии неоднократно публиковало в своих «специальных» и «чрезвычайных» сообщениях фантастические данные о якобы захваченных немцами в плен красноармейцах. Советское Информбюро в своё время разоблачило махинации гитлеровцев, их технику лживых «подсчётов», когда гитлеровцы систематически объявляют военнопленными всё взрослое население занятых немцами советских сёл и городов, угоняемое в тыл или насильно мобилизованное ими на разные тяжёлые работы.

В настоящее время Советское Информбюро располагает новыми неопровержимыми доказательствами вопиющего нарушения международных правил ведения войны, зверского обращения с мирным населением захваченных гитлеровцами населённых пунктов со стороны разбойничьих немецко-фашистских войск и включения мирного населения в число военнопленных.

Нашими частями в г. Ефремове захвачен приказ по 101 немецкому мотополку 18 танковой дивизии от 12 декабря 1941 года, за № 324/12. Приводим текст этого бандитского приказа:

«Населённые пункты на прежней позиции и перед новой позицией полностью разрушать. Срочно для этого провести подготовительные работы. Всякое проявление мягкотелости в этом отношении стоит нам крови. Поэтому в своих действиях быть беспощадным. С гражданским населением обращаться по тем же принципам, как и до сих пор. Всех мужчин, способных носить оружие, задерживать и отправлять на сборные пункты военнопленных. Женщин и детей с опорных пунктов передовой линии оттеснять на запад, а с опорных пунктов второй линии по усмотрению частей сгонять в одно место. Противник пытается заслать в наш тыл разведчиков, переодетых в гражданское платье, пеших или на санях. По всем мужчинам и женщинам, появляющимся на участке дивизии пешком, на санях или на лыжах, открывать огонь без предупреждения. Скот и продукты питания забирать с собой. Где нет возможности для транспортировки живого скота или большое расстояние не позволяет увезти его с собой, скот убивать, а мясо везти с собой».

Приведённый нами официальный документ немецкого командования ещё раз перед всем миром разоблачает гитлеровскую армию, как сброд преступников и вооружённых современной техникой бандитов и убийц, ведущих войну не только против нашей армии, но и против всего населения — взрослых и детей, стариков и женщин, всех принуждая к тяжёлым каторжным работам и всех объявляя военнопленными.

Советские люди крепко запомнят этот приказ фашистского зверья. Немцы сторицей заплатят за нарушение международного права, за истребление советских людей, за издевательства и насилия над мирным населением советских городов и сёл.

СОВИНФОРМБЮРО.

В последний час

Трофеи войск Западного фронта за период с 26 по 31 декабря

По неполным, предварительным данным, войсками Западного фронта за период с 26 по 31 декабря 1941 года ЗАХВАЧЕНО: танков — 60, бронемашин — 11, орудий — 287, миномётов — 91, пулемётов — 461, автоматов — 309, винтовок — 2.211, автомашин — 938, мотоциклов — 249, велосипедов— 1.448, тракторов и тягачей — 30, радиостанций — 7, повозок — 226, паровозов — 40, вагонов — 425, железнодорожных эшелонов: с боеприпасами — 1, с обмундированием — 1, имущества связи — несколько вагонов, продовольствия — 14 вагонов, авиабомб, мин и снарядов — 14 вагонов, овчин — 1 вагон, личных офицерских и солдатских вещей — 3 вагона, мотоциклов — 1 вагон, велосипедов — 1 вагон.

В захваченных артиллерийских складах предварительно учтено: снарядов— 20.360 и 1.190 ящиков со снарядами, мин — 12.910, патронов — 6.193.000.

УНИЧТОЖЕНО свыше 15 тысяч немецких солдат и офицеров.